Жизнь взаймы

Перед ними в пелене дождя раскинулись серые и неприглядные предместья Парижа, но по мере того, как они приближались к центру, город всё больше очаровывал их. Взгляду открылись улицы и закоулки, целые кварталы, словно сошедшие с картин Утрилло и Писсарро, серость пригорода менялась на мягкие, почти серебристые тона, вдруг появилась река с мостами, баржами и деревьями с уже набухавшими почками, пестрые книжные развалы букинистов и старинные здания из тесанного камня по правому берегу Сены.

— Вон оттуда, — заметил Клерфэ, — увозили на гильотину Марию-Антуанетту. А в ресторане напротив кормят просто потрясающе. Тут почти на каждом углу можно ощутить связь извечного человеческого голода с историей. Так, где бы вы хотели остановиться?

— Да там. — ответила Лилиан и показала на светлый фасад небольшой гостиницы на противоположном берегу.

— Вы знаете эту гостиницу?

— Откуда?

— Но ведь вы тут жили?

— Когда я тут жила, то ютилась обычно втихаря в подвале одного зеленщика.

— Может, вам лучше устроиться где-нибудь в шестнадцатом округе? Или у вашего дяди?

— Мой дядя такой скупердяй, что у него скорее всего одна комната. Давайте переедем на другой берег и попытаемся узнать, нет ли у них свободных номеров. А где вы устроитесь?

— В «Рице».

— Я так и думала! — заметила Лилиан.

Клерфэ кивнул в ответ. — Я не настолько богат, чтобы жить в других отелях.

По мосту бульвара Сен-Мишель они выехали на набережную Гранд Огюстэн и остановились у отеля «Биссон». Когда они выходили из машины, в двери отеля появился носильщик с чемоданами в руках.

— Как раз для меня номер освободился, — заявила Лилиан. — Кто-то съехал.

— Ты действительно хочешь остановиться тут? Только потому, что этот отель понравился тебе своим видом?

Лилиан согласно кивнула. — Я не просто остановлюсь здесь, в этом отеле я хочу жить. И чтобы не слышать никаких советов и без всяких предубеждений.

Для Лилиан нашелся свободный номер. Лифта в гостинице не было, но номер, к счастью, был на втором этаже. Наверх вела старая лестница с истертыми ступенями. Номер оказался небольшим и был обставлен очень скромно, но кровать показалась вполне добротной, была тут и ванная комната. Мебель выглядела вполне современно, не к месту был только небольшой столик в стиле барокко, смотревшийся словно принц в окружении челяди. Обои были старые, лампочки светили недостаточно ярко, зато прямо перед окном искрилась речная гладь и открывался вид на тюрьму Консьержери, набережную и башни собора Нотр-Дам.

— Ты в любое время можешь уехать отсюда, — сказал Клерфэ. — Иногда люди забывают о такой привилегии.

— Куда? К тебе в «Риц»?

— Не ко мне, а в «Риц», — парировал Клерфэ. — Во время войны я прожил там целых полгода. Бородатый и под чужим именем. Правда, номер был самый дешёвый, с видом на Рю Камбон. А в другой половине отеля, с окнами на Вандомскую площадь, постояльцами были исключительно нацистские бонзы. Веселенькое соседство.

Носильщик внес чемоданы. Клерфэ направился к двери. — Поужинаешь вечером со мной?

— Во сколько?

— В девять?

— Хорошо, в девять.

Лилиан посмотрела ему вслед. В пути она не проронила ни слова о вечере в Асконе. «Французский — удобный язык, — подумала она. — Можно легко переходить с «ты» на «вы» и наоборот, при этом ничего не менялось, это была просто игра». Она услышала, как снаружи призывно заревел «Джузеппе», и подошла к окну. «Может, он вернется, — подумала она. — А может — нет». Она этого не знала, да это и не было важно для неё. Важно было то, что она оказалась в Париже, что наступил вечер и что она всё ещё дышала. На светофоре у бульвара Сен-Мишель зажегся зеленый свет, и вслед за «Джузеппе», словно с картины Дикой охоты[14], через мост рванулась свора ситроенов, рено и грузовиков. Лилиан уже не помнила, когда в последний раз она видела столько много машин. В войну их было очень мало. Стоял невыносимый шум, но для неё он звучал подобно органу, на котором железные руки исполняли Te Deum.[15]

* * *

Она распаковала свои чемоданы. С собой она взяла не очень много вещей. Да и денег у неё было тоже мало. Она позвонила дяде. Никто не ответил. Она позвонила ещё раз. Ответил какой-то незнакомый голос и сообщил, что дядя уже несколько лет, как отказался от телефона.