Читаем Жизнь взаймы полностью

Парень ухмыльнулся и бросил цепи в багажник. — Только не эти. Если они могут позволить себе мотаться по горнолыжным курортам, то уж на чаевые у них всегда найдется. Кроме того, моя идея никогда не провалится: одни дают чаевые, потому что рады, что его не стало, а других толкают на это их сладкие воспоминания, но дают почти все. У меня уже есть опыт, особенно после того, как появилась эта вывеска.

— Бензин залить, уважаемый?

— Да, мне надо литров семьдесят, — ответил Клерфэ, — но у тебя заправляться я не стану, лучше сделаю это где-нибудь в другом месте, у того, кто меньше проявляет деловой прыти. Пора, Губерт, немного поколебать твоё мировоззрение!

Спустя час заснеженные горы остались далеко позади. По бокам дороги стремительно неслись ручьи, талый снег капал с крыш, мокрые деревья и кусты блестели на солнце. В окнах деревенских домов отражался алый закат. На улицах играли дети. Поля были черные и влажные, а на лугах обнажилась прошлогодняя желтая и серо-зеленая трава.

— Остановимся где-нибудь? — спросил Клерфэ.

— Пока не стоит.

— Вы что, боитесь, как бы нас снова снег не захватил?

Лилиан кивнула.

— Никогда не хочу его больше видеть.

— До будущей зимы не увидите.

Лилиан ничего не ответила. «Будущая зима, — подумала она, — была далека, как Сириус или Плеяды. Она не увидит её, это зиму».

— Может, все-таки остановимся, глотнем чего-нибудь? — спросил Клерфэ. — Кофе с вишневкой? Нам ещё прилично ехать.

— Да. — согласилась Лилиан. — А когда мы приедем на Лаго-Маджоре?

— Ещё несколько часов, к ночи доберемся.

Клерфэ остановил машину у придорожной гостиницы. Они прошли в зал небольшого ресторанчика. Официантка включила свет. На стенах висели гравюры с изображениями трубящих оленей и токующих глухарей.

— Вы не проголодались? — спросил Клерфэ. — На обед-то хоть ели что-нибудь?

— Ничего.

— Я так и думал. — Он обернулся к официантке.

— Чем вы нас сегодня угостите?

— Есть салями, охотничьи сосиски, наши местные крестьянские колбаски — шублиги мы их подаем на горячее.

— Тогда два раза шублиги, черный хлеб, и ещё масло и вино. У вас есть белое бочковое, валлийское фендан?

— Есть фендан и итальянское валполичелло.

— Тогда нам фендан. А вас чем угостить?

— Рюмку сливяночки, если позволите, — ответила официантка.

— Мы позволим.

Лилиан села в углу у окна. Она с отсутствующим видом прислушивалась к разговору Клерфэ с официанткой. Красноватый свет лампы отражался от бутылок на стойке бара и играл на стенах своими зелеными и багровыми зайчиками. За окном черные деревья устремлялись в зеленоватую предвечернюю небесную высь, а в деревенских домах зажигались первые огни. Всё вокруг было таким мирным, спокойным и естественным, это был вечер без страха и бунта, и она почувствовала, что стала частью всего этого, такой же естественной и спокойной. Она спаслась! И когда она это почувствовала, у неё от волнения чуть не перехватило дыхание.

— Крестьянские колбаски немного жирноваты, — заметил Клерфэ. — Это вкуснятина, но, может быть, вам такие не понравятся!?

— Да нет же, мне всё понравится, — ответила Лилиан. — Особенно здесь, внизу!

Клерфэ взглянул на неё задумчиво. — Боюсь, что это действительно так.

— А почему вы боитесь?

Он рассмеялся. — Нет ничего опасней женщины, которой нравится всё. Но что бы это такое устроить, чтобы она сама смогла сделать выбор и полюбила кого-то одного?

— Для этого как раз ничего и не надо делать.

— И то верно.

Официантка принесла белое вино. Она налила его в небольшие стаканы. Потом подняла свою рюмку со сливовицей. — Ваше здоровье! — Они выпили. Клерфэ окинул взглядом убогий ресторанчик. — Да, это далеко не Париж, — сказал он, усмехнувшись при этом.

— Почему же нет! — возразила Лилиан. — Можно считать это дальним пригородом Парижа. Значит он начинается уже здесь.

* * *

Пока они добирались в Гёшенен, стояла ясная, звездная ночь. Клерфэ погрузил машину на грузовую платформу, стоявшую наготове у перрона. Кроме них по тоннелю везли ещё два лимузина и красную спортивную машину.

— Останемся сидеть в машине или поедем в вагоне? — спросил Клерфэ.

— А мы не сильно закоптимся, если останемся в ней?

— Не должны. Здесь паровозов нет, ходят только электровозы, и можно опустить верх.

Дежурный железнодорожник подложил колодки под колеса машины. Другие водители тоже остались в своих машинах. В обоих лимузинах светились потолочные лампы. После того, как сцепили все вагоны, поезд двинулся в Сен-Готардский тоннель.

Стены тоннеля были мокрые. Мелькали огни путевой сигнализации. Спустя несколько минут у Лилиан появилось чувство, словно она мчалась по шахте вглубь земли. Воздух здесь стал затхлым и тяжелым. Грохот поезда отзывался в её ушах тысячекратным эхом. Перед собой Лилиан видела оба покачивающихся лимузина, казавшихся ей носилками с покойниками, направлявшимися в царство Аида[11].

— Это прекратится когда-нибудь? — прокричала она.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века