В тот момент во всеобщем гвалте я различил раздающиеся неподалеку звуки хуциня[20]. Мелодия была мне знакома — мой дед был оперным исполнителем высокого уровня, правда не добившимся успеха и выступавшим как любитель. Но по ритму и тембру она разительно отличалась от того, к чему я привык в Пекине. Я увидел пестро разукрашенные подмостки, сооруженные перед родовым храмом предков. Их аляповатость привлекла мое внимание, и я подошел поближе. На залитой светом сцене — ни души, наверное, действие только-только завершилось. Поперек занавеса висел линялый горизонтальный свиток, гласивший: «Ханойский клуб любителей шаосинской оперы[21]». Внезапно раздалась барабанная дробь. На сцену вышла женщина в темной скромной одежде, на груди — золочёные подвески. Продекламировав несколько фраз, она выдала заливистые трели. Она исполняла партию юной девушки, но фигура давно потеряла вид, и лицо выдавало возраст. На электронном экране сбоку от занавеса появилась надпись: «Карп-оборотень». Устройство для выведения иероглифов на экран, похоже, мистически вышло из строя: от «ключа» в иероглифе «оборотень» на экране осталась мерцать только половина. Я вспомнил, что это сказка о любви между мужчиной и женщиной-оборотнем. Она пела недолго, потом на сцену вышел мужчина в синем, выглядевший как образованный человек. Он тоже запел приятным, чуть хриплым голосом. Что он пел, понять я абсолютно не мог, но что-то показалось мне знакомым. Это была роль кабинетного ученого; актер и его герой, похоже, были примерно одного возраста, а вот подходящей женской исполнительницы не нашлось, потому все это выглядело неубедительно. Глядя на то, как он играет на сцене, я подумал, что его по праву можно назвать незаурядным талантом. На лице было много пудры, так что оно выглядело каким-то окоченевшим. Но глаза! В них было столько нежности. Так смотреть на эту заплывшую жиром девицу-карпа и так войти в роль надо суметь. Они закончили выступление и вышли на поклоны публике. Мужчина заговорил, поблагодарив за внимание. Нормативный китайский с легким южным акцентом. Меня словно молнией пронзил его голос, я вдруг узнал его — это Ажан.
Я пробрался сквозь толпу за кулисы в тот момент, когда «кабинетный ученый» снимал грим. Я закричал:
— Ажан!
Он обернулся — действительно это был он. Я остолбенел. Пробормотал что-то вроде «как ты тут оказался?».
Ажан засмеялся и сказал:
— Подожди меня, перекусим что-нибудь. Я приглашаю.
Мы пересекли несколько улиц и переулков и уселись в тихом месте, где прямо на улице жарили мясо. Ажан заказал блюдо из говядины, баклажаны, помидоры, брокколи.
— Давай еще порцию говядины возьмем, — предложил я.
— Не нужно. Это я тебе заказал, вы, северяне, любите поесть. А я по вечерам не ем мясо. Жирное вредно для голосовых связок.
Я, расхохотавшись, сказал:
— Вот уж не ожидал, что ты еще и поёшь!
Он слегка нахмурился и ответил:
— До того, как приехать во Вьетнам, я входил в провинциальную труппу шаосинской оперы.
Только тут я сообразил, что допустил бестактность, и решил сгладить ситуацию:
— О, поешь ты так хорошо, для чего ты сменил профессию и стал медиумом? Вряд ли тебя действительно бесы одолели?
Он тоже улыбнулся и тихо сказал:
— Здесь себя не прокормишь одними выступлениями на сцене.
Он подцепил палочками кусочек брокколи и, медленно его разжевывая, продолжил:
— Но я, возможно, скоро вернусь в Хюэ. Как только накоплю достаточно денег, создам свою собственную труппу.
Я заметил:
— Хм, в прошлый раз ты говорил, что приехал во Вьетнам, чтобы заработать на жизнь. А по существу, все-таки занимаешься тем, чем хочешь.
Он, покачав головой, возразил, что, по существу, все это из-за одной женщины.
Я изумился и всем своим видом продемонстрировал интерес. Но он замолчал. Он поднял стопку и чокнулся со мной:
— Пей.
Я сказал:
— Но все-таки ты стал медиумом, это ведь тоже редкий дар. Было бы жаль, если бы не стал. Такой дар дается далеко не каждому.
Капля жира от жареного мяса брызнула на белую рубашку Ажана. Он вытащил бумажную салфетку и очень старательно начал вытирать пятно, говоря при этом:
— Есть польза от недеяния, есть и воздаяние.
— Что? Что это за таинственность?
Он улыбнулся.
Мы тогда как-то незаметно, слово за слово, проболтали полночи.
При расставании я сказал:
— Когда ты выступал на сцене, я сделал несколько кадров. Оставь адрес, вернусь — пришлю тебе.
— Хорошо, скину тебе потом на мобильный.