Жизнь после смерти. 8 + 8

Я стал подниматься по деревянной лестнице. Она была уже не слишком прочной, каждый шаг отзывался скрипом. На перилах сидели голуби, склонив набок головы, и удивленно смотрели на меня. Я подошел ближе, они отодвинулись на несколько шажков. Я взмахнул рукой, тогда они с шумом взмыли вверх и улетели — «пурр-пурр».

Дверь наверху была открыта.

Я заметил, что свет внутри не горел. Комната была крохотной, Ажан сидел на круглой плетеной подстилке и что-то бормотал себе под нос. Лучи предзакатного солнца проникли через окно и осветили его лицо. Ажан был коротко подстрижен, он сильно похудел за три года, что мы не виделись. Он отпустил бороду и казался старым.

Глаза его были плотно закрыты, правая рука лежала на грязном, лоснящемся от жира парике. Перед ним сидел мужчина средних лет, лицо его мне было не разглядеть, видна была только татуировка в виде дракона у него на загривке.

Я понял, что Ажан проводит спиритический сеанс и парик, видимо, принадлежал покойному, поэтому решил не мешать и остановился, прислонившись к дверному косяку. Я как раз собирался покурить.

Вдруг тот мужчина средних лет — хлоп! — вскакивает и бьет Ажана кулаком в переносицу.

Ажан раскрывает глаза, в ужасе глядит на него — и тут видит меня. Мужчина уже схватил Ажана за ворот и собирался его бить. Я одним прыжком кинулся к нему, перехватил и крепко сжал его кулак.

Я сказал:

— Парень, в чем дело? Ты сюда буянить пришел?

Он попытался высвободить руку и продолжить драку, но оценил мои метр восемьдесят роста, расслабил кулаки и сердито сказал:

— Нет таланта — так и не надо людей морочить.

Я схватил его за шею:

— А ну повтори, кто тут, твою мать, людей морочит? Ты меня взбесил!

Его гуандунский говор превратился во всхлипывания:

— Тоже мне, знаток, как же он мог в моем имени ошибиться?

Как только я ослабил хватку, он вырвался и убежал за двери. Я рванул за ним с криком:

— Эй, вонючка, ты деньги заплатил или нет?

— Отпусти его, — услышал я тихий голос Ажана.

Он поднялся, вытер тыльной стороной руки кровь с уголков губ и, схватив парик, вышвырнул его в окно. И сказал:

— Этот человек инвестировал деньги, но прогорел, хотел просить своего умершего старшего брата, чтобы тот посоветовал какой-нибудь план. Жизнь человека, богатство и знатность определяются Небом. Какой толк спрашивать духа умершего?

Я помолчал и наконец сказал:

— Ну и терпение у тебя. Он решил, что ты обманщик.

Ажан горько усмехнулся.

Он налил мне воды, потом загасил курительные палочки.

Воздух стал немного чище. Доносился аромат гардении. Но он не перекрывал другой запах — легкий, чистый и слегка бьющий в нос.

Я спросил:

— Ты так и не ездил в Хюэ?

Он ответил:

— Собираюсь вернуться, есть кое-какие дела. «Живые, рождаясь из поколения в поколение, зачем нужна ваша жизнь?» — так четко сказано в пьесе. Я пел это много лет и только теперь постиг до конца.

Я оглядел комнату, в ней почти не было мебели. Были кровать и стол. Лежали несколько плетеных ковриков, даже алтаря для жертвоприношений не было. На стене вилась трещина, доходившая до потолка.

Я спросил:

— Все эти годы ты жил здесь?

Он, улыбнувшись, сказал:

— Убогое жилище, да? С нашим ремеслом теперь не так хорошо, как раньше. Каждый год случается такой период. Потерпишь, потерпишь, и все наладится.

Я сказал:

— Ах да, у меня для тебя кое-что есть.

Я открыл компьютер, который привез с собой, вставил диск и сказал:

— Подожди, смотри сначала. На одиннадцатой минуте появишься ты.

— Правда? — он уставился на монитор. Он редко так смотрел — взглядом хищника, выжидающего свою добычу. Когда увидел себя, лицо расплылось в улыбке:

— Посмотри, как по-идиотски я тогда одевался.

Я заметил по его глазам, что он пришел в возбужденное состояние. Когда дошло до той семейной пары, глаза его помрачнели. Он сказал:

— Увы, я не знаю, как они теперь. Ведь единственный сын.

— У каждого своя судьба. Ты помогал им. Считай, исполнил их заветное желание.

Он замолчал.

После долгих раздумий спросил:

— Ты правда веришь мне?

Я утвердительно кивнул головой.

Он опустил голову, потом вскинул ее, словно решившись на что-то. Открыл рот, но так ничего и не произнес.

— Ты не думал о том, чтобы вернуться в Китай? — спросил я, озираясь кругом.

Опустились вечерние сумерки. Луч света, скользивший по комнате, погас. Ажан подвинулся и включил лампу. Она выглядела как масляная, но на самом деле внутри была неяркая электрическая лампочка. Ее свет, пробиваясь сквозь пыльный стеклянный плафон, отбрасывал полукруг на стене.

— Приехал, разве смогу уехать? — голос Ажана был тихим, словно он говорил сам с собой.

Он выдвинул ящик и вытащил из него блокнот. Полистав страницы, осторожно вынул из него фотографию и передал мне.

Фото было черно-белым, явно сделано много лет назад, кое-где пожелтело. На фотографии была женщина в старинном одеянии, у нее были яркие глаза и высокий лоб.

Ажан сказал:

— Я приехал из-за нее.