К двум защитным барьерам, созданным в организме природой, прибавился третий: разум.
И четвертый, который микробы никогда не сумеют преодолеть: силы нашего советского общества, живущего по законам разума и год за годом по плану переделывающего природу.
Эти новые барьеры создали возможность не только для обороны, но и для наступления.
„л
Наступление!
Через мичуринские сады измененные волей исследователя южные плодовые растения были перенесены человеком на север, в другую климатическую зону. В Сальских степях миллионы деревьев, высаженных колхозами, гибли, спаленные суховеем. Но за первым рядом изогнутых, пожелтевших, по- лусгоревших деревьев вставал второй... десятый... сотый... И вот уже всеиссушающий ветер сам запутывался в лесных тропках, между стволами дубов и кленов, бился о них грудью, как хищная птица в клетке, не в силах вырваться к полям. На севере овощи и хлебные злаки прорвали линию Полярного круга. В Сибири люди «научили» плодовые деревья прижиматься к земле, защищаться зимой снежным одеялом, а в утренние заморозки — почвенным теплом.
Неведомый дикий одуванчик — кок-сагыз — спустился с гор Казахстана в поля и расселился до Украины, до Кубани. Леса останавливают пески. Вместе с каналами жизнь врывается в пустыни. Через трупную роговицу свет льется в живой глаз прозревшего, трупная кровь спасает умирающего.
Это наступление затрагивает не одну науку, не одну отрасль хозяйства, а всю «фамилию наук» — от физики до ботаники, от техники до микробиологии.
До микробиологии!
Много лет назад в городе Тананариво на Мадагаскаре среди тысяч других погибла от чумы маленькая девочка. По инициалам ее штамм — культура, полученная из этой жертвы чумного микроба — был назван двумя буквами: «ЕВ».
Рядом с «Глазго», «Бомбеем» и другими культурами год за годом сменялись бесчисленные поколения ничем не замечательного штамма «ЕВ».
Так продолжалось, пока не случилось нечто неожиданное.
Исследователь заразил в лаборатории группу морских свинок культурой микробов «ЕВ». Прошло положенное число часов — животные не заболевали. Штамм «ЕВ», начавший с убийства и множество раз доказавший свою силу в лабораториях, на этот раз не действовал.
Свинки давно должны были погибнуть, а они бегали по своим клеткам, обнюхивали кормушки в ожидании пищи.
Быть может, эта группа лабораторных животных, вследствие каких-то неизвестных причин, обладала природным иммунитетом, невосприимчивостью к чуме?
Опыт был повторен на других животных, при условиях, которые полностью обеспечивали поголовное заражение чумой. Результат оказался таким же: штамм «ЕВ» перестал убивать.
Безвредную чуму представить себе труднее, чем синильную кислоту, превратившуюся в сахар. Но она существовала. Штамм «ЕВ» разошелся по всем крупным лабораториям мира. Несомненно, это была чума, всеми свойствами (характером роста, формой, отношением к бактериальным красителям) похожая на обычную, но не ядовитая — авирулентная, как говорят микробиологи.
Много раз Магдалина Петровна Покровская возвращалась мыслью к этому опыту, проделанному природой без участия исследователя, помимо его воли. Опыт будил столько надежд, поднимал такую массу острых вопросов, что все остальное отступало на задний план.
Микробный мир казался некоторым ученым неизменным, постоянным, точно отлитым из металла. Оказывается, он подчинялся силе изменчивости, как и все живое на Земле.
Что, если взять в свои руки эту великую силу?
Но как подчинить ее себе?
Покровская выходила из института. Улица встречала ветром, горьковатым запахом полыни, прорвавшимся в город из степи, Солнце по-южному горячо согревало лицо, голову, покрытую густой шапкой бронзовых, вспыхивающих медными искрами волос.
Чумологи — как солдаты. Полжизни провела Магдалина Покровская в походах и привыкла самое главное продумывать на ходу, когда никто не мешает, а ритм размашистого шага помогает отвлечься от постороннего, собрать воедино все внутренние силы.
Изменчивость! Много десятилетий прошло с той поры, когда люди заметили факт существования изменчивости у растений — неожиданное появление новых свойств, которыми не обладали предыдущие поколения, но только в нашу эпоху они научились вызывать эту изменчивость, управлять ею.
Тут надо было пройти долгую и трудную дорогу не в десятилетия, а в годы и месяцы.
«ЕВ» потеряла свою вирулентность неожиданно, под влиянием каких-то еще не изученных причин.
Значит, можно научиться и сознательно вырывать жало из чумы, создавать новые, неядовитые разновидности? А это имело бы огромные, сейчас даже трудно оценить какие серьезные последствия для человечества!
Вакцина Хавкина, снижая смертность в четыре раза, все же уступила в Индии болезни двенадцать миллионов человеческих жизней. Она спасла сорок, быть может пятьдесят миллионов, но двенадцать миллионов не сумела уберечь. Как могла наука мириться с такими потерями!