Продолжаем очищать аэродром. Только на один час Петрович уходил к своей вертушке, а потом снова присоединился к нам. Втроем, дружно, как косари на лугу, идем мы друг за другом, срубаем ледяные гряды, торосы, бугры. Работа спорится и быстро подвигается. Тщательно выравниваем аэродром. Думаю, что через два дня он будет уже вполне готов.
Когда шли к лагерю, я обратил внимание на цвет неба. Оно стало каким-то сизым.
— Эти облака предвещают шторм, — сказал я товарищам, вспомнив, как севастопольские рыбаки, с которыми в молодости ходил в Черном море, рассказывали мне о всяких приметах.
Капитаны судов боятся подобных предвестников шторма и, завидев их, стараются укрыться в тихой бухте. Но у нас здесь нет безопасных заливов и бухт. Единственное место, где можно спрятаться от шторма, — это наша палатка, и мы заторопились к ней.
Не успели еще раздеться, как Теодорыч сообщил, что начал дуть сильный ветер. Эрнст решил зарядить аккумуляторы, но с ветряком что-то случилось. Очевидно, загрязнились щетки и кольцо. Несмотря на начинающийся шторм, Эрнст взял стремянку, полез наверх, почистил щетки и кольцо, снова закрепил их, и только тогда наше «энергетическое сердце» начало работать.
Усталые, мы быстро разделись и забрались в свои спальные мешки.
Перед тем как заснуть, мы разговорились о том, сколько времени человек может прожить в полном одиночестве на льдине.
— Я думаю, — сказал Ширшов, — что после года жизни он привыкнет, и его уже не будет тяготить отсутствие людей…
— Без людей вообще трудно жить, — ответил я. — Нам известно, что весь наш труд будет передан науке, народу; общение с народом всегда придает много сил и бодрости. Каково же одинокому?.. Но тоска по родным людям, желание видеть и говорить с близкими, друзьями, все время подталкивает; хочется скорее вернуться на Большую Землю.
— Конечно, мы не одиночки-ученые, — заметил Женя, — и за каждым из нас стоят люди, которых хочется видеть и с которыми приятно встретиться… Сколько радостей доставляет, например, телеграмма от жены…
— На всех полярных станциях, где мне приходилось работать, я быстро привыкал к одиночеству, — повернувшись и сняв наушники, вмешался в наш разговор Кренкель. — Но в первые годы моей жизни в Арктике бывали и тяжелые моменты.
— Большую пользу приносит радио, — сказал Ширшов. — Оно не только уничтожает расстояние, но и сближает людей, создает такое ощущение, будто люди находятся где-то совсем близко, рядом…
— Конечно, конечно, — поддержал Петровича Женя, засыпая. И через мгновение мы уже видели его свернувшуюся спящую фигуру.
— Давайте спать! Завтра будет много дела — приближается шторм, — сказал я.
— Теперь не скоро уснешь, — ответил Ширшов. — Шторм, кажется, уже начался…
Вскоре мы все же уснули.
Ночью разыгрался жестокий шторм. Казалось, будто по нашей брезентовой крыше бегает — самое малое — тысяча чертей… Крупные капли дождя барабанили над нами, не давая покоя. А за палаткой завывал ветер.
С большей силой свирепствует шторм. Не прекращается дождь, временами идет снег. Не хочется вылезать из палатки, но надо идти работать. У каждого из нас свои обязанности, свои сроки работы и своя размеренная жизнь, требующая точности, выдержки, аккуратности.
Во-первых, нужно было сделать метеорологические наблюдения и передать их на материк. Этим занялся, как всегда, Женя. Мокрый, он вернулся в палатку и долго не мог согреться.
Во-вторых, надо продолжать научные работы. Петрович надел плащ, ушел опускать вертушку. По мнению Пети, льдину сейчас сильно несет в западном направлении. Скоро он, очевидно, придет и скажет, подтвердилось ли его предположение…
Затем Ширшов начал переносить свою лабораторию, так как в палатке, где помещались его приборы, набралось не меньше двух ведер воды, а прорезиненный пол не пропускает ее; вода превратила оленьи шкуры в мокрые, грязные тряпки.
Женя во время плохой погоды обычно обрабатывает материалы научных наблюдений. Обе свои палатки — гравитационную и «магнитную» — он сложил, накрыл приборы, так как сильный ветер угрожал сорвать и повредить их.
Наш аэродром, на который мы затратили так много сил, сейчас стал неузнаваем: все флажки, расставленные вдоль льдины, сорвало и засыпало снегом. Вокруг нашей палатки возникли сугробы. Нарты засыпаны, и завтра их придется отыскивать.
Петрович рассказывает, что, прежде чем опустить вертушку в лунку, надо в течение часа выбрасывать мокрый снег. Мотор наполовину засыпан, продовольственная база тоже скрылась под снегом.
Как только утихнет пурга, мы начнем откапывать из-под снега все свое хозяйство. Такова наша жизнь: сперва мы терпели лишения от нашествия талой воды, а теперь нас начали донимать пурга, ветер, снег. Мы предвидим, что снежные заносы будут нашими постоянными спутниками на льдине.
Я ушел на кухню. С ужасом увидел, что она тоже занесена снегом. Внутри тоже снег и снег… Работать на кухне в рукавицах неудобно, а голые руки мерзнут; не знаю, как быть…
Барометр продолжает падать.
Непогода нас совсем измучила: дождя уже нет, но снег идет непрерывно.