Жизнь на льдине

Словно миниатюрный ледокол, проталкивалась наша лодочка между маленькими льдинками, плававшими на поверхности озер. Временами я забывал, что это не глубокие полыньи, а озера и что под ними еще три метра льда. Отъехав на довольно большое расстояние, я решил вернуться обратно: на воде, как известно, не остается никаких следов и в тумане можно легко заблудиться.

Петр Петрович добыл из океана пробу планктона, долго исследовал ее в лаборатории, а потом тоже отправился на байдарке в плавание по «морю», образовавшемуся на нашей льдине.

Если бы нас захотели снять сейчас отсюда самолетами, ничего бы не вышло: нет даже стометровой площадки для посадки, а глубина надледной воды такая, что всюду можно свободно плавать даже на килевой лодке.

Перед сном Теодорыч включил музыку на репродуктор.

27 июля

Женя занялся точными магнитными определениями. Так как при этой работе нужно одновременно сверять показания двух приборов, на помощь Жене пришел Теодорыч. Женя проработал весь день.

Петр Петрович опять хлопотал у своей лебедки: укреплял ее, закладывал досками.

Я приводил в порядок хозяйственный склад.

С утра подул легкий ветерок, и появилась возможность подзарядить немного аккумуляторы. В течение десяти дней не было ветра; мы не могли передавать корреспонденции в газеты и послать хотя бы короткие весточки домой. Теперь все отправили телеграммы своим «старушкам».

Днем мы сели с Петровичем в байдарку и поплыли осматривать нашу льдину. Ездили долго. Только в одном месте пришлось перенести байдарку по льду на расстояние двадцать метров, а там повсюду образовались озера, сообщающиеся между собой «проливами» и образующие «море». Сделали интересные снимки.

После обеда Эрнст Теодорович завалился спать как убитый; он дежурил всю ночь, а с утра работал вместе с Женей.

Петр Петрович начал обработку станции. Он готовит дистиллированную воду, подбирает химическую посуду. Завтра с утра Петрович начнет титровать полную станцию, сделанную три дня назад.

Женя тоже начал аккуратно вести дневник и записывать все события дня.

28 июля

Встали в шесть часов утра. Женя сделал метеорологические наблюдения. Эрнст передал сводку на Рудольф.

Омерзительная погода: мокрый снег, резкий ветер, туман. Однако сердце Кренкеля радуется: ветерок привел в действие наш ветряк, и он стал заряжать аккумуляторы. Теперь Теодорыч сможет «пошарить» по эфиру в поисках радиолюбителей. Они, эти властители эфира, хорошо осведомлены о нашей дрейфующей экспедиции.

Бурное таяние уничтожило за ночь труды Петра Петровича: лебедка опять в опасности. Снова он принялся за сооружение подпорок. В ход пошли доски, фанера, палки, куски льда, веревки.

После полудня подул более резкий ветер; скорость его достигает четырех метров в секунду. У всех глаза заблестели от радости: наши аккумуляторы теперь вдоволь насытятся и можно будет не ограничивать себя в передаче телеграмм. Отправили по одной корреспонденции в газеты.

Вечером скорость ветра усилилась до семи метров в секунду. Тем лучше!

Петрович опустил вертушку для наблюдений за дрейфом. Нас здорово понесло на юго-восток.

Погода сегодня настолько гадкая, что противно выйти на улицу: льет сильный дождь, размыло снег, наваленный нами вокруг палатки; придется опять ее обсыпать.

Веселый нынче возобновил попытки добраться до мясного склада. Это уже в третий раз!

29 июля

На улицу неохота выглядывать: большими хлопьями валит снег, мокрый, противный. Без плаща нельзя работать. Одно только радует — ветер, насыщающий аккумуляторы.

Петр Петрович работал на лебедке. Через каждый час он опускал вертушку на разные глубины, определял течения на всех горизонтах. Этим делом он был занят четырнадцать часов подряд. Я помогал ему, выкручивал лебедкой трос. У Петровича все время горит примус, он греет воду: перед каждым спуском приходится обливать вертушку кипятком. Это необходимо по следующим причинам: пресная вода, скопившаяся в гидрологической лунке, проникает во время спуска вертушки внутрь механизма и замерзает там, как только вертушка опустится в морскую воду с отрицательной температурой.

Сегодня у нас случилась беда: хорошо еще, что все кончилось относительно благополучно. Вытащив очередную вертушку, Петрович начал делать записи в книжке, потом быстро нагнулся, чтобы немного отвернуть пробку примуса, который был сильно накачан и заправлен смесью горючего — керосином пополам с бензином. Как только Петр Петрович открыл пробку, появилось сильное пламя. Ширшов закричал и закрыл лицо руками. Я бросился к нему на помощь, сильно испуганный, подумав, что он повредил себе глаза. Оказалось, что пробка примуса вырвалась и ударила ему в бровь. Он быстро промыл лицо спиртом. Не так был силен ожог от горячей пробки, как удар ею. На брови показалась кровь. Пэпэ[8] вытер ее тряпкой, но работы не прекращал.

Каким нужно быть осторожным в наших условиях? Ведь такой пустяк мог вывести из строя одного из четырех членов экспедиции, проводящего основные научные работы.