Жизнь на льдине

Позавтракав, начали с Эрнстом возить снег. Положили на нарту два больших листа фанеры, навалили сколько влезет и подвозили к жилой и кухонной палаткам. За три часа работы так устали, что глаза на лоб полезли. Еще бы: каждая нарта со снежным грузом весит до тридцати пудов.

Петрович опустил семь батометров на разные глубины до четырех тысяч метров.

Опять начался мучительный, выматывающий все силы подъем груза лебедкой.

Женя весь день контролировал приборы для измерения магнитных вариаций. Кроме своих научных работ он аккуратно ведет метеорологические наблюдения.

Эрнсту тоже хватает дела. Женя разбудил его для передачи на остров Рудольфа очередной метеорологической сводки. Кренкель долго ворочался, смотрел удивленными глазами, а потом, поняв, чего от него хотят, медленно стал подниматься.

Обедали мы вдвоем с Петей.

Я запаял керосиновую лампу и снес ее в палатку, чтобы проверить, сколько она дает тепла и на какое время хватает одной зарядки керосина.

Дописывать дневник нет терпения: устал настолько, что еле сижу…

26 июля

Встреченные большой радостью заморозки продолжались недолго.

Погода отвратительная: туман, моросит дождь, температура воздуха — четыре градуса тепла. Лед снова начал сильно таять. Наша жилая палатка в опасности. Канал, по которому бежит вода в прорубь, углубился до шестидесяти сантиметров. Ходить к палатке даже по доскам теперь опасно: можно свалиться в широкую полынью.

Женя ушел в свою лабораторию обрабатывать материалы.

Много возни доставляет нам гидрологическая лунка, куда бурным ручьем стекает вода с окрестных озер. Образовался стремительный водоворот, размывающий стенки проруби и угрожающий лебедке. Петр Петрович старательно ее укрепляет. Там, у лунки, такой сильный напор воды с двух сторон, что Ширшов боится потерять свою драгоценную лебедку. Он делает целое сооружение из досок, кусков фанеры и палок. Даже все свободные лыжи пошли в дело. Провозился до самого обеда. Зато теперь лебедка, кажется, в безопасности.

Я ходил смотреть, как бежит вода по нашей льдине. В одном месте образовался даже водопад: если туда упасть, то уже не выберешься. Надо будет сфотографировать нашу «Ниагару»…

Начали готовиться к полярной ночи. Хотя она наступит только через месяц, но уже сейчас пора навести соответствующий порядок во всем хозяйстве. Собрал стекла для керосиновых ламп, распаковал ящики со снаряжением, достал лампы и зажег их, чтобы проверить расход керосина.

Все эти тщательные приготовления вызвали много разговоров и воспоминаний, связанных с полярной ночью. Каждый из нас бывал в Арктике в полярную ночь, но мы жили в хорошо оборудованных, крепких деревянных домах, стоящих на земле, на твердой почве.

Теперь нам придется проводить полярную ночь на льдине.

— Это первый раз в моей жизни, — заметил Женя, и я невольно подумал, что жизнь его не такая уж большая.

Поделился с братками своими ощущениями:

— Во время полярной ночи меня первое время очень клонит ко сну… Потом я привыкаю, дисциплинирую себя, и все идет нормально. Думаю, что так будет и сейчас на льдине…

— Дело не столько в полярной ночи, — заметил Кренкель, — сколько в самой обстановке: нам придется все время быть начеку, а в темноте это значительно сложнее, чем при дневном свете.

— В полярную ночь мы только услышим, как ломается льдина… Трудно будет найти даже базы, которые придется спасать…

Думаю, что при более внимательном ежедневном осмотре льдины до этого дело не дойдет, — сказал я. — Конечно, во время полярной ночи нам придется быть втройне настороженными и бдительными. Вообще насчет полярной ночи я думаю, что не так страшен черт, как его малюют. И здесь, как и во всей Арктике, светит луна, нет кромешной темноты. К тому же у нас есть фонари!

— Конечно, Дмитрич прав, — согласился Ширшов.

На этом наш разговор о полярной ночи закончился. Но я понял, что братки иногда подумывают об ожидающих их здесь серьезных испытаниях, и убедился, что к этим испытаниям все они готовы всерьез. Это очень хорошо.

Ходил на лыжах осматривать «мясохолодильник»; опять показалось мне подозрительным поведение Веселого: под утро он сорвался с цепи и все время носился по лагерю. Однако у тороса я не обнаружил собачьих следов. Потом я смог убедиться, что Веселый не настолько глуп, как мы его считали: этот хитрый воришка проник к складу не обычным путем, а с другой стороны лагеря и прорыл там три лазейки. До мяса ему добраться все же не удалось. Я заткнул льдом и снегом дыры и вернулся в палатку. Веселый, как бы чувствуя, что ему сейчас здорово попадет, спрятался под нарту. Я несколько раз ударил его веревкой и оставил без еды на один день. Не пойму: отчего у нашего пса такая страсть воровать пищу, ведь кормим мы его хорошо, вдоволь!

На всем нашем ледяном поле вода; попасть к базам теперь можно только на клипер-боте. Я забрался в эту резиновую лодку и объехал «свое хозяйство». Установил, что на льдине остался лишь один маленький «сухой» островок, но и ему угрожает опасность затопления.