Жизнь Изамбарда Брюнеля, как бы он рассказал ее сам

Но нет, я был живым и чувственным человеком. Я пользовался всяким случаем, чтобы глотнуть того, что составляет суть жизни, – ее красоту. Моя, с одной стороны, суматошная, а с другой – предельно сосредоточенная жизнь предоставляла мне мало возможностей для путешествий – но как я их любил! Какие чудные воспоминания остались после поездки в Венецию – и какими замечательными полотнами я пополнил там свою коллекцию!.. С каким наслаждением в 1842 году я составил компанию своему товарищу, чтобы за три недели исколесить всю Европу, испытав на себе и красоты горных пейзажей, и опасности ночных дорог, и бессонную жизнь городов, и навечно западающие в память повадки форейторов: от двух смышленых пареньков дилижансов Ньюмана, которые везли нас на первом отрезке пути из Лондона, через диких молодых разбойников (по внешнему виду), которые, вдохновленные перспективой «просто отличной работенки», кружили нас по дороге из Чивитавеккья в Рим, до флегматичного немца, медленно привстававшего на стременах, чтобы в очередной раз напугать округу меланхоличными звуками висевшего на нем почтового рожка, от использования которого никакие наши мольбы не могли заставить его отказаться.

В Египет я уехал в конце ноября 1858 года. Здоровье мое несколько пошатнулось, и я принял решение провести зиму в гораздо более благоприятном для меня климате. Тем более, что уже не было сил на то, чтобы как заведенный заниматься работой. Работы хватало, но сколько возникало препятствий! Я продолжал подготовку чертежей, необходимых для окончательной оснастки и работ по пригонке и такелажу, – но все в целом двигалось с большим скрипом. Как обычно, финансовые проблемы; как обычно, перемены планов; как обычно, невозможность отдаться чисто инженерным занятиям. Я самым решительным образом призвал совет директоров не терять времени даром, оставил самые подробные инструкции – и мы с женой и младшим сыном уехали в Александрию.

Проведя там день или два, перебрались в Каир, где нашли г-на Роберта Стефенсона и вместе с ним встретили Рождество.

Перед самым Новым годом началось путешествие вверх по Нилу. Почти через три недели прибыли в Фивы и провели там несколько дней. Я с удовольствием, даже с восторгом, ездил по окрестностям верхом на осле, делая зарисовки знаменитых руин.

В начале февраля мы прибыли в Асуан. Странно, что в путеводителях так мало написано о живописной красоте этих мест. Приближаясь к Асуану, ты скользишь среди скалистых рифов, больших гранитных валунов, отточенных водой и песком. Ты приплываешь в великолепную бухту-озеро с абсолютно спокойной водой, усыпанную красными или черными как смоль островками. Вдалеке ты видишь продолжение русла реки, тоже украшенное пестрядью каких-то островков. Тут и там их заслоняют горы. У них причудливые, переливчатые цвета: и сиреневый песчаник, и красно-желтые пески пустыни. Морские прогулки вдоль этих гор просто чудесны!

Проведя неделю в Асуане и совершив пешую прогулку на Филы^[37], я был так очарован их тихим покоем и видом нильских порогов с этого берега, что решил совершить новое путешествие. Проявив характер заправского флибустьера, я смело отбил груженную финиками местную лодку у ее владельца (если совсем честно, взял напрокат), велел разгрузить ее и обустроить три каюты. Мы взяли на борт нашего повара, переводчика, еще нескольких человек, а также припасы и прочее – и двинулись на нильские пороги, чтобы познакомиться с ними поближе.

Вот был увлекательный путь! Какие живописные, какие любопытные пейзажи! Пороги тянулись целых три мили. Сама река шириной в добрую милю – но вся она была полна скалистых островов и отдельно стоящих утесов. Даже с высоты птичьего полета с трудом можно было, наверное, увидеть свободный проход между ними. Между скалами – а они сходились где на сорок, а где и на двадцать футов – кипела и пенилась вода.

Я с тревогой ждал, что, как это описано в путеводителях, лодочники примутся поднимать лодки на попа, чтобы преодолеть те три или четыре фута, с которых рушится вода. И действительно они заводили свои суденышки под такие потоки, которые я, пока не увидел их вживую и не рассчитал их примерную мощность, неосторожно объявил совершенно не опасными. В одном месте нас затянуло в поток между скалами, который смело можно назвать водопадом в три фута высотой со стремительно мчащейся вниз водой. Расселина между скалами была там на вид не шире нашей лодки. Мы удачно выбрались только благодаря тем тридцати пяти или сорока мужчинам, что стояли в воде и на скалах со всех сторон с тремя или четырьмя веревками каждый и оглушительно кричали, прыгали в воду, плавали от начала до конца порога в любом направлении, а затем подныривали под нашу лодку, чтобы стащить ее со скал. Все это происходило очень шумно, в состоянии явной неразберихи и при полном отсутствии планомерных действий, но в целом успешно и правильно.