Жизнь и смерть генерала Корнилова

Открыли огонь по бежавшим товарищам, у которых только пятки сверкали. Воспользовавшись этим моментом, Верховный приказал немедленно обозу и главным силам армии идти влево, направляясь на Филипповскую станицу, куда был направлен еще ночью полковник Неженцев.

Проехав некоторое расстояние, мы принуждены были остановиться, так как генерал Богаевский вел еще бой справа. Бой закончился около шести часов вечера, а в семь часов Верховный сидел в станичном управлении Филипповской станицы, а Долинский и я показывали ему телефонное имущество и патроны «гра», оставленные большевиками. Постепенно управление начало наполняться новоприбывающими лицами. Скоро появился большой самовар и началось чаепитие. Верховный, выпив чашку чаю и съев кусок черного хлеба, отдал распоряжения на утро и пошел к себе. В отведенном ему доме хозяев не было. Они бежали, оставив все на произвол судьбы. Фока сейчас же взялся за самовар, а я за кастрюлю. Не прошло и часу, как был накрыт стол, и Верховный, Долинский и я сидели за ужином, который состоял из вкусной яичницы. Затем пили чай с молоком, которое принес Фока, подоив корову. Пока Верховный просмотрел полученные донесения и ответил на них, подошла полночь и он, измученный, уснул на мягкой постели.

В четыре часа утра 10 марта нас разбудила пулеметная и ружейная пальба. Быстро одевшись, Верховный принял генерала Романовского, который доложил, что мост через реку Белая обстреливается большевиками, которые, заняв великолепную позицию, держат его под своим огнем. В авангарде был полковник Неженцев, который шел на Рязанскую станицу.

– Хан, прикажите подать коня! Я – сейчас! – произнес Верховный, торопливо застегивая последнюю пуговицу своей бекеши, и, захватив палку, он вышел на крыльцо и, сев на булана, помчался к авангарду.

Раннее утро. Кругом горы, леса. Так все красиво, а здесь человек, а не зверь, перегрызает горло один другому! Приехали к речке.

– Отведите лошадей назад! – приказал Верховный в полосе беспрерывно жужжавших пуль.

Увидя, что у речки, через которую был перекинут маленький узенький мост, столпились люди, Верховный подошел к ним и спросил:

– Почему столпились здесь?

– Ваше Высокопревосходительство, как только на мосту кто-нибудь покажется, большевики засыпают его пулями. Есть убитые и раненые! – подойдя, доложил офицер-корниловец. – Послали человека искать брод, – добавил он.

Увидев, что среди них находится шеф, корниловцы бросились кто через мост, а кто прямо через реку по пояс в воде. Верховный в сопровождении генерала Романовского вместе с солдатами Корниловского полка тоже перешел мост. Перейдя на ту сторону, он, не сгибаясь, пошел вперед под градом пуль, не обращая внимания на падающих вокруг него убитых и раненых.

– Если мы сейчас же не снимем этих большевиков, засевших на бугре против моста, то нам придется очень плохо! Долинский, прикажите генералу Эльснеру немедленно отыскать брод и переправить обоз на эту сторону! – приказал Верховный, стоя в открытом поле под градом пуль.

Корниловцы пошли прямо, вправо и влево от них – партизаны и чехословаки. Большевики, увидев, что мост перейден, широким фронтом перешли в наступление. Завязалась сильная перестрелка. Стоял сплошной гул. Начали рваться над станицей снаряды, а потом и над обозом, который успел подойти к речке и стоял, ожидая результата боя и переправы. Снаряды летели со стороны Филипповской, где в арьергарде был полковник Боровский, ведший упорный бой, удерживая наседавших большевиков.

– Хан, уговорите, ради самого Создателя, батьку так не рисковать. Пусть вернется назад. Это просьба всех моих людей! – просил меня полковник, начальник отряда, идя в бой.

Я передал эту просьбу Верховному, на что он ответил:

– Хорошо, хорошо, дальше не пойду!

Как только корниловцы двинулись вперед, начали падать убитые и раненые. Увидя, что одна из сестер, стоя на коленях перед раненым, что-то ищет в сумке, Верховный приказал мне:

– Хан, идите и помогите сестре!

Я поспешил на помощь.

– Пожалуйста, подержите за плечи этого офицера, я сейчас же сделаю ему перевязку, – сказала тихим голосом сестра, продолжая рыться в своей сумке.

Раненый был молодой поручик Корниловского полка. Пуля попала ему в голову. Он метался, стонал и хрипел. Он ничего не мог говорить и то открывал, то закрывал уже ничего не видевшие глаза. По красивому юному лицу ручьем лилась алая кровь. Все тело его тряслось. Рядом с ним лежала его винтовка с открытым затвором с патронами в ней и папаха.

– Надо его отнести назад. Сейчас подойдет обоз, и мы его сдадим туда, – посоветовал я сестре и попробовал его поднять, но должен был оставить – не мог. Увидя, что я пытаюсь второй раз поднять раненого, Верховный, подходя к нам, крикнул:

– Оставьте его, Хан, оставьте! Ведь вы его мучаете! Там упал еще один, Хан, там еще один! – указывал он мне и сестре на падающих корниловцев и партизан.

– Мне кажется, что он безнадежен! – говорила сестра, глядя на дергавшегося судорогами и стонавшего офицера.

Среди стонов и плача без слез у раненого вдруг вырвалось: