Жизнь и смерть генерала Корнилова

– Нет, Алексей Максимович! Я твердо решил армию увести в Ростов, а там время покажет. Оставаться здесь – значит одеть петлю себе на шею. И так я слишком много потерял золотого времени, надеясь на вас. Ведь вы сами понимаете, что сейчас в армию пришли истинные сыны России, которые любят ее и жаждут спасти ее. Я дорожу ими. В то время, когда горсточка этих людей борется не на живот, а на смерть, ваши казаки остаются совершенно равнодушными и предпочитают сидеть в ресторанах или разгуливать по улицам города. С какой стати Добровольческая армия, каждый боец которой для меня дорог, будет защищать этих господ, без зазрения совести прячущихся за ее спиной?! Сейчас не время для разговоров. Вы сами понимаете, что разговоры погубили нашу дорогую Родину, и все-таки у вас здесь только и делают, что разговаривают! – так сказал Верховный на прощание атаману Каледину, который вышел от него мрачный, с опущенной головой.

После Каледина приходили еще какие-то лица во главе с М.М. Федоровым, но Верховный их принял очень сухо, стоя в столовой.

Генерал Корнилов как сказал атаману Каледину, так и сделал – увел армию в Ростов.

В день отъезда из Новочеркасска в Ростов Верховный был приглашен на обед купцом Иваном Андреевичем Абрамовым. На обеде, кроме семьи Верховного, Голицына, Долинского и меня, больше никого не было. Хорошо сервированный обед прошел оживленно и близился к концу. Уже подано было шампанское, когда по телефону передали со станции, что поезд на Ростов подан и весь штаб во главе с генералом Алексеевым ждет Верховного.

Верховный начал было готовиться к отъезду на вокзал, но в этот момент ему что-то сказал подошедший вплотную Голицын и просил затем его ехать в Ростов на извозчике.

– Почему? – удивился Верховный.

– Разрешите доложить вам потом, а сейчас просим исполнить нашу просьбу, Ваше Превосходительство! – ответил Голицын.

– Да, да, ты безусловно поедешь, папа, не железной дорогой. И не думай ехать сегодня! – решительно запротестовала и Таисия Владимировна, глядя то на Голицына, то на Верховного.

После такой решительной атаки Верховный согласился ехать в Ростов на извозчике, а меня послать с пакетами к генералу Алексееву и к генералу Романовскому, который в это время был уже в Ростове.

Получив два пакета, я отправился на вокзал и, войдя в купе генерала Алексеева и вручая ему пакет Верховного, доложил:

– Ваше Высокопревосходительство, Верховный отложил свою поездку в Ростов и просил Вас не ждать его.

Генерал Алексеев был очень удивлен этим и, ничего не говоря, вскрыл пакет и начал читать.

Поезд тронулся… Не доезжая до станции Кизитеринки с поездом произошла небольшая авария. По неизвестной причине на платформе, где находились патроны и ручные гранаты, произошел пожар. Винтовочные патроны начали рваться. Мгновенно поезд был остановлен, и, благодаря энергично принятым мерам, пожар был ликвидирован, не успев дойти до вагона со снарядами, которые везли тоже в Ростов, не желая их отправлять раньше с эшелоном, чтобы их не взорвали большевики. Войдя в купе генерала Алексеева, чтобы сообщить ему о случившемся, я увидел там какого-то пожилого господина в пенсне, с седыми усами, в кепке.

– Павел Николаевич – Хан Хаджиев, телохранитель Лавра Георгиевича! – представил меня генерал Алексеев.

Пожав мне руку, этот господин, оказавшийся профессором Милюковым, поинтересовался узнать о причине пожара и вышел с генералом Алексеевым из купе, чтобы посмотреть, что произошло. Через полчаса все было ликвидировано, и мы поехали дальше. Остальную дорогу до Ростова мы проехали благополучно.

По приезде в Ростов, вручив пакет Верховного генералу Романовскому и не найдя ночлега в штабе, так как там еще не все было готово к нашему приезду, я отправился к полковнику Ратманову, имея к нему письмо от полковника Голицына, в котором последний просил приютить меня, если в штабе я не найду места для ночлега. Полковник Ратманов очень радушно встретил меня и представил какому-то сидевшему у него пожилому человеку, рекомендуя:

– Хан Хаджиев, любимый и преданный человек генерала Корнилова.

– Очень рад с вами познакомиться, – проговорил тот и назвал свою фамилию, но так тихо, что я не расслышал. – Я много слышал о вас, – говорил мне он, глядя на меня живыми серыми глазами.

– Боже мой, почему в нашей Великой России так мало оказалось людей, понимающих долг чести так, как эти рыцари из далекой Азии? – сказал он, обращаясь к Ратманову.

После ужина, когда полковник Ратманов предложил мне место для ночлега в гостиной, этот новый мой знакомый обратился к нему с просьбой:

– Разрешите, полковник, Хану быть сегодня моим кунаком. Пусть он ночует у меня. У меня в комнате две кровати и одна из них свободная.

Делать было нечего, я согласился, не желая обидеть человека, который был мне так симпатичен. Придя к нему, я узнал, что нахожусь в гостях у Алексея Алексеевича Суворина, того «честного Суворина», как о нем отзывался Верховный за то, что он не боялся никогда и никого, когда нужно было сказать правду.