Большевики действительно не дремали и, быстро сорганизовавшись, начали наступать на Дон. Каледин, увидя, что разговорами нельзя ничего сделать с демократическими организациями, принужден был объявить официально о существовании на Дону Добровольческой армии и ее командующего генерала Корнилова. Это было 24 декабря 1917 года. К призывам Добровольческой армии прийти ей на помощь казачество в своей массе оставалось глухим, за исключением некоторых станиц, выставивших немного бойцов, бывших каплей в море. В это время от Дона ждали больше. Доблестные отряды есаула Чернецова и полковника Семилетова, состоявшие большей частью из учащейся молодежи, боролись с большевиками не на живот, а на смерть. Казаки-офицеры в своей массе, за небольшим исключением, не желали идти на защиту своего родного очага, предоставляя защищать его истекавшей кровью молодежи и горсточке Добровольческой армии, сами же предпочитали наполнять рестораны и улицы Новочеркасска и Ростова праздными толпами. Вскоре все пути на Дон благодаря наступлению большевиков начали один за другим закрываться, а рисковавших пробиться и попавших в руки большевикам тут же на месте расстреливали. Несмотря на такие трудности и опасность, нашлись все же офицеры, которые, узнав, что во главе армии стоит генерал Корнилов, пробирались благополучно на Дон. Но все-таки бойцов было мало, так как самое дорогое время было утеряно на дипломатические разговоры с иногородними организациями, которые, стараясь втягивать атамана Каледина в пустословие, дали возможность большевикам, «своим освободителям от казачьего ига», как они выражались, быстро организоваться и явиться на Дон для разговора с казаками настоящим «языком». Таким образом, одной из главных причин в запоздании организации Добровольческой армии является нерешительная и неумелая политическая игра неподготовленного к этой роли генерала Каледина.
Кроме военных, в Добровольческую армию начали стекаться всякие политические деятели – «политический хлам», как называл их сам Верховный. Одни из них, раскаявшись в своей ошибке по отношению к генералу Корнилову и этим самым по отношению Родины, шли теперь к нам, дабы помочь, другие, забыв, что они ругали Корнилова за его идеи, бежали к нему, прижатые большевиками, в надежде потеплее устроиться. Эти предатели быстро меняли свою физиономию, потому что у них не было ни капли совести, которую они давно потеряли. По своему составу Добровольческая армия в политическом отношении была самая разнообразная. Но вера, надежда и любовь к Корнилову всех объединялипод знаменем молодой армии.
9 января около 11 часов Верховный зашел в канцелярию генерала Алексеева. Голицын и я ожидали Верховного в передней. Не прошло и десяти минут, как вдруг дверь канцелярии с шумом распахнулась и в ней показался весь бледный Верховный, называя кого-то «негодяем». Подойдя к нам, он, взволнованно жестикулируя, заговорил:
– Ведь надо же додуматься! Это возмутительно! «Они» говорят, что я хочу или меня хотят объявить диктатором, а потом я всех их разгоню! Есть у них головы? Взрослые они или дети? Как можно было додуматься до этого?! Нет, при таких условиях мне с этими господами нет возможности работать. Пойдемте лучше отсюда домой. Хан, где моя палка и папаха?
Всю дорогу Верховный возмущался политическим отделом генерала Алексеева, занимавшимся распространением и ложных слухов, и всяких сплетен.
– Этот политический отдел вот как мне надоел!.. При первой же возможности немедленно прикажу его расформировать. Придется мне взять армию и уйти от этих говорунов и шкурников! – возмущаясь, говорил Верховный.
Оказалось, что кто-то донес генералу Алексееву о том, что Верховный по приезде в Ростов собирается объявить себя диктатором и отколоться от генерала Алексеева и тому подобный вздор. Так как у генерала Алексеева были всегда натянутые отношения с Верховным, то он, предубежденный к Верховному, вызвал его к себе и потребовал от него объяснений по этому поводу. Верховный, взбешенный нелепостью слухов, вместо ответа назвав сидевших там теми словами, которые мы слышали, хлопнул дверью и вышел.
На другой день около четырех часов пополудни генерал Алексеев приехал к Верховному. Побыв с ним около часа, он ушел. После ухода генерала Алексеева к Верховному приехал атаман Каледин, который долго беседовал с Верховным в кабинете.