Женитьба Кевонгов

Это была моя первая охота. Никто не учил меня законам охоты: брату не до меня, дедушка Мамзин уже несколько лет не охотился — силы оставили его, а другие мужчины нашего рода были на войне. Не знаю, откуда у меня появились повадки охотника, скорее всего это передалось по наследству.

До уток далековато, и я решил скрасть их. Для этого нужно было спуститься по оголенному склону бугра, проползти до заросшей багульником кочки и с нее стрелять. Еще можно было бы дать большой круг за буграми, обойти болото и стрелять с противоположного берега из-за кустов кедрового стланика. Но этот план я тут же отверг, потому что требовалось много времени, а я боялся, что утки улетят.

Оставалось — скрадывать на виду у уток. Моя одежда — рубаха и брюки цвета хаки — не выделялась на фоне песка, и я решился. Когда обе утки опустили головы в воду, я вышел из ольшаника и, не спуская с них глаз, сделал несколько быстрых шагов.

Одна утка подняла голову. Я мгновенно остановился и застыл в очень неудобной позе — с отставленной рукой, в которой держал ружье. Я даже перестал моргать.

Заметит или нет?

Утка повернула голову. Вот сейчас взмахнет крыльями, за ней, так и не поняв в чем дело, ошалело взмоет в воздух и вторая, с крыльев мелкой дробью посыплются брызги.

Утка наверняка заметила посторонний предмет, но ее смутило то, что этот предмет не шевелится. По-видимому, ей показалось, что он был тут и раньше, просто она не замечала его.

Утка успокоилась. Вторая перестала было цедить воду, но увидела спокойную подругу и тут же вновь погрузила голову в воду.

Быстрыми пружинистыми шагами спустился с бугра. И когда утки подняли головы, я уже сидел за прикрытием из редкого ольшаника. Предо мною, в десяти шагах, — кочка с багульником. До нее нужно добраться. К ней даже пригибаясь не подойдешь — утки заметят. Оставалось одно — подбираться ползком.

Охота целиком захватила меня, хотелось вернуться непременно с добычей — ведь это моя первая охота!

Не раздумывая, ложусь в болото. Не прогретая скудным солнцем вода леденяще обожгла мое тело, дыхание перехватило. Одежда прилипла, мешая движениям, но я ползу, стараюсь держать ружье высоко, чтобы вода не залила стволы.

Вот и кочка. Утки продолжают кормиться. Удобно кладу ружье на кочку, перевожу дыхание. Кормящиеся утки сидят низко, только тонкие полоски спины остаются над водой. Попасть трудно. Я долго жду, когда спарятся, чтобы одним выстрелом ударить по обеим, но они никак не сходятся. Аккуратно целюсь в ближайшую, плавно нажимаю на спусковой крючок. Хотя и плотно прижимал ружье, ударило больно, но мне было не до боли.

Утки взлетели, обалдело махая крыльями. Одна из них свернула в сторону, вторая же столбом поднималась надо мной. Голова ее была неестественно подтянута, утка оказалась ранена, она застыла на секунду и, растопырив крылья, упала на противоположный берег. Вторая вернулась к подруге, громко и суматошно кричала, будто бы причитала в кустах.

Утопая по колено в грязи, побежал через болото на крик. Утка, увидав меня, поднялась, но тут же опять села. Она кричала громко и часто.

Первая мысль была — стрелять в нее, но я боялся, что вспугну раненую и она улетит. А еще того хуже я боялся, что промахнусь и вернусь вовсе без добычи. А раненую можно добить вторым выстрелом.

Я долго искал ее. И все время, пока я рыскал по кустам, вторая утка вертелась под ногами. Мне стало жаль ее.

Через некоторое время она улетела, так и не найдя подругу. И я не находил. Я уже пожалел, что не стрелял во вторую — ведь она была совсем близко.

Повернулся было к болоту, чтобы посмотреть, там ли улетевшая утка, но между кустами кедрового стланика увидел чирка. Он лежал на спине. И на его светлом гладком брюшке играло солнце. Я порывисто схватил добычу и, ликуя, помчался домой.

Мать достала из тощего кошелька талоны на крупу. У нас в семье, когда удавалось, хранили талоны на конец месяца, чтобы потом сразу купить побольше. И хоть раз в месяц мы чувствовали себя почти сытыми. Но в тот день, хотя и было далеко до конца месяца, мать достала талоны и купила крупы.

В нашем доме собрались старушки и дедушка Мам-зин. Гости обсасывали косточки моей добычи и хвалили охотника.

После ужина, когда старушки дымили самосадку из одной трубки, пуская ее по кругу и затягиваясь по разу, подошел ко мне старейший рода дедушка Мамзин, мягко положил свою большую руку на мои худые плечи, посмотрел мне пристально в глаза и сказал:

— Я знал, что ты станешь настоящим мужчиной.

Потом он отвел глаза в сторону, часто-часто замигал воспаленными оголенными веками и, как мне показалось, скорбно добавил:

— Но не думал, что станешь им так рано.

У ИСТОКА

Рано утром Полун вышел на крыльцо. Над домами уже задумчиво струился дым, — как из его трубки, когда он, отрешившись, долгим взглядом смотрит в одну точку. Невеселые мысли одолевали Полуна в это утро. Что-то важное упустил он в своей жизни, а что оно, это важное, — никак не понять, никак не поймать в петлю мысли — все ускользает.