Зелёный Горошек

Это вот, что сейчас происходит, оно и есть. Самому ему – как и мне – доступа в башню Осмеяна нет. Чиколес впускал туда Пеларгония. Которого он, кстати, тоже не любит, но был вынужден впустить, чтобы попытаться уговорить защитить его от меня. Безуспешно. К сожалению, я такую же попытку сделала так же безуспешно – мне не удалось уговорить Пеларгония выступить против Чиколеса вместе со мной. И дальновидный соперник Чиколеса это тоже предвидел. Как он теперь говорит.

Я упрекнула его в том, что, если он ещё тогда предвидел, чем закончится моя попытка отомстить Чиколесу, обманув Пеларгония, что мешало ему меня ещё тогда предупредить. На что он ответил, что это не совсем так. Он сделал слабую попытку меня предупредить, и я его не стала слушать. И теперь, наверное, даже не помню. (Вот это он точно попал! Не помню, факт). Но, должен он признаться, попытка была слабая. Во-первых, потому, что он и неуспех этой попытки предвидел. А тогда зачем и стараться? Во-вторых, честно говоря, это было ему не выгодно. Допустим, он бы меня убедил, что в критической ситуации Пеларгоний встанет на сторону даже не местного волшебника, а горожан, и что против Пеларгония мне с моей командой не выстоять. Допустим, я бы поверила и убралась из города, чтобы отложить месть на время, когда в городе не будет Пеларгония. Потом вернулась и совершила такую же негодную попытку сделать Чиколесу чеховскую предъяву. В лучшем случае я бы поняла сразу, что он решительно не выйдет из башни, в худшем – убила бы нескольких горожан, в ещё худшем – многих горожан, возможно, в итоге, убравшись несолоно хлебавши, оставила бы горожан настроенными против волшебника. Возможно, очень сильно настроенными. Так он бы перебрался в другой город. Он и после того, как Пеларгоний меня убил, но я ещё не умерла, говорил что-то на тему «ни минуты не останусь в этом муравейнике». Перебрался бы своими волшебными путями, на которых мне его не перехватить, и ему, Килькожору, тоже. Увы. А вот сейчас мой труп, убитый Пеларгонием, влекомый научным интересом Чиколес утащил в свою башню. И воспрепятствовать возвращению в него души защита башни не в состоянии. Дальше всё относительно просто. Я оживаю и служу маяком для открытия туда портала Воблогрыза, он помогает мне одолеть Чиколеса, и все счастливы. Кроме упомянутого Чиколеса, конечно. Впрочем, и он тут лицо заинтересованное в том же результате, хотя сам этого не признаёт. У него и так критическая масса грехов почти накоплена, чтобы нырнуть в геенну безо всякого полёта, осознания своих грехов, возможности раскаяться и так далее. Для этого, возможно, как раз хватило бы ещё косвенного участия в моём убийстве и препарирования трупа, с целью подтверждения бесчеловечной теории о девочках, родившихся в Порченое Время. Теория эта способна привести ещё к большему числу жертв среди невинных младенцев, и уже выросших бывших младенцев, потому что её очень легко распространить на родившихся через две недели после Порченой Пятницы или за две недели до неё, через девять дней, через сорок, через тринадцать, через сколько угодно дней и вообще в любой день года. Был бы социальный заказ… – Тут Таранепожиратель разразился лекцией по астрологии и социологии, которую я почти всю пропустила мимо ушей. А потом и перебила его.

– Итак, сейчас мой труп в башне у Чиколеса. А душа благополучно спасена из преисподней. Что мешает немедленному завершению плана?