Зелёный Горошек

Оказалось, когда на нас напала очередная волна, что цепляться ногами за пустые браслеты гораздо труднее, чем руками. Серф чуть не перевернулся, но байдарочник вовремя подпихнул его под борт. Положение своей байдарки он контролировал без помощи рук. Ну да, у спортивной байдарки, я откуда-то знаю, есть внутри своеобразные поручни, за которые запихиваются ноги, а, поскольку слово поручень от слова рука, то называть из поручнями неправильно… но и слово поножи занято… называется это, кажется, как ни смешно, «тюрьма»… Между прочим, как ни вовремя он подпихнул серф, всё же я на какое-то мгновение оказалась непосредственно, без защиты его корпуса, над пока ещё далёкой огненной поверхностью. Хорошо, что только на мгновение. Оттуда шёл такой поток тепловых лучей, что можно было, казалось, сгореть без дальнейшего приближения. Ну, или хорошо прожариться. Да, очень правильно я опасалась выставлять руки и ноги за край серфа, хотя, впрочем, и возможности у меня такой не было, и опасалась я не теплового излучения, а потока горячего воздуха. Которого сейчас почему-то вовсе не ощутила. Вот спереди он набегал, позволяя почувствовать довольно заметную горизонтальную скорость полёта. Получается, серфер совсем не парашютирует, только планирует? Как такое возможно? Странный тут воздух. Потому что, если он снизу плотный, как вода, почему серфы всё-таки опускаются? А если не особо более плотный, чем вокруг и выше, то почему не опускаются так быстро, чтобы создавать поток обтекающего воздуха? Такое впечатление, что серфы и сами – причём, вместе с серферами! – только немного плотнее воздуха, потому так и выходит. Очень странно. Впрочем, тут всё непривычное и потому странное.

Между тем как-то вдруг оказалось, что, собственно, меня больше ничего не держит на обречённом кораблике, и пора сматываться.

И тут совсем близко вынырнул такой протуберанец. какого ещё не было!

Ну да, естественно, – думала я, пока всё вокруг плясало так, что я не могла понять, что вообще где и обо что я стукаюсь руками, ногами и боками, по голове, очень удачно, ни разу ничем не попало, – постепенное снижение приводит, в конце концов, к тому, что место зарождения протуберанцев приближается. Вот они и оказываются всё более сильными. То есть на самом деле они не сильнее, а просто ближе… Тут я всё-таки и головой крепко стукнулась обо что-то – небось, о золотой браслет, торчащий из серфа, чтоб его черти взяли с этой дурацкой доской вместе. Хотя, учитывая обстановку, насчёт чертей я погорячилась.

* * *** * *

Открываю глаза. Сижу в байдарке на месте матроса. Не гребу, без сознания это затруднительно, как-никак. Весло по-прежнему заткнуто в байдарку, одна лопасть торчит передо мной вперёд, вторая зажата между мной и бортом, и не сказать, чтобы это было комфортно.

Оборачиваюсь, и мне из-под шлема дружелюбно улыбается череп спасателя. Который неторопливо – значит, опасности больше нет? – машет веслом, загребающим… такое впечатление, что воздух, но… не совсем. Нос байдарки направлен наискосок вверх, значит, мы всплываем, удаляясь от страшной геенны, почему тогда воздух не делается более похожим на нормальный, а, наоборот, такое впечатление, что он стал ещё более густым, уже почти как вода?

Снизу темно, как в море или вообще в воде с очень глубоким дном, но… не совсем. Если приглядеться, чуть виден багровый отблеск. Значит, не так уж много я событий пропустила. Просто какое-то время подъёма. И геенна по-прежнему там. Под нами. Хотя и глубоко.

Вокруг темно.