Зефир

– Все, что тебя окружает, все, что ты отвергал с таким негодованием в последние месяцы, когда-то, годы назад, было тем, от чего ты мог отказаться, предпочтя нечто иное. Но ты взял это, потому что очень этого хотел, – Эфил качнул подбородком в сторону зефира. – Ты решил? Твое время догорело.

– Я ничего не буду выбирать сейчас. Я сделал свой выбор, раньше.

Эфил щелчком отправил в траву остаток папиросы и милостиво разрешил:

– Тогда можешь съесть их просто так.

– Я ненавижу зефир, – признался Илия.

– Я тоже. Оставим здесь. Пусть их сожрут муравьи, – Эфил встал и побрел в сторону клиники, на ходу бросив: – Испарись. У меня больше нет для тебя времени. Завтра я бросаю себя в суету и хаос. Этим вечером у меня траур.

Прежде чем направиться к шоссе, Илия обернулся и посмотрел в сторону клиники. Окружавшие ее дубы окрасились золотом, в озерах розовыми бликами отражалось небо. Красота.

26 АВГ, ПН

Илия проснулся в половине шестого, значительно опередив звонок будильника. Деметриус отсутствовал. Вероятно, махнул в рассекреченное убежище Эфила. Вытащив из пачки последнюю сигарету, Илия сел на табуретку в кухне, но был так взвинчен, что не мог удержаться на месте, поэтому бросил сигарету, едва докурив до половины, и встал. Нужно чем-то заняться. Он сварил кашу на воде из завалявшейся крупы. Собрал мусор и оттащил к баку. Вымыл шкафчик под раковиной. Забросил грязное белье в стиральную машинку.

Распахнув шкаф с мыслью, что любая одежда лучше, чем идти на работу в трусах, Илия нашел только старые джинсы, которые не сходились на нем с тех пор, как он набрал вес. Померил их от безнадеги и обнаружил, что теперь они с трудом, но застегиваются. Вспомнив про футболки, которые забрал у Лизы, с голым торсом дошел до машины, чтобы взять их.

Наконец-то полностью одетый, Илия посмотрел на себя в зеркало и увидел пусть бледное, но все же подобие себя прежнего. Даже красный цвет, казалось, больше не вызывал отторжения. Как давно он не надевал красного… Илия и не замечал, как сильно в прошлом тяготел к этому цвету, пока, возненавидев, не убрал все красное – и количество открывшихся брешей оказалось поразительно велико.

Времени оставалось предостаточно. Он решил не лезть в раскаленную машину и пройтись пешком. Дошагал до парка Исчезающих Теней, там спустился к реке. Посидел на берегу, глядя на воду. Река и темная зелень парка всегда приносили ему чувство покоя. Он уже и сам не понимал, как мог отказаться от них ради нудного пережидания светофора на перекрестках и вдыхания выхлопных газов в машине.

Добравшись до своего кабинета, Илия сделал несколько звонков. В ожидании разобрал часть извлеченных вчера бумаг, усеивающих все доступное пространство. Руки немного дрожали, но в целом он чувствовал себя собранным. Он вспомнил проведенные в этом кабинете одиннадцать месяцев, обо всех сложностях, что их сопровождали. Это только очередная из них – именно так к ней следует относиться. Когда ему позвонили с информацией, что подозреваемый доставлен, Илия направился в комнату переговоров, размеренным шагом выражая уверенность, которой не ощущал.

В переговорной Илия сел на жесткий стул и посмотрел на Акселуса, занимавшего место за противоположной стороной стола. Руки скрещены на животе, львиная голова с жесткими торчащими волосами опущена. Акселусу было за шестьдесят, он был матерый волк уже в то время, когда Илия только приступил к работе в СЛ. Возглавив отдел и раздавая Акселусу поручения, Илия каждый раз чувствовал, будто их перепутали местами.

– Здравствуйте, – сказал Илия.

– Здравствуйте, – пустым эхом откликнулся Акселус.

Илия увидел в его взгляде апатию и понял, что Акселус не будет усложнять процесс. Не потому, что решил сдаться, просто в нем иссякли силы бороться.

– Ньолуш будет доставлен сюда в течение нескольких часов. Его версию событий сравнят с вашей, и для вас обоих будет лучше, если показания совпадут, – спокойно предупредил Илия. Он извлек из кармана диктофон и включил его. – Даверуш Илиус, Первый отдел. 26 августа, 95 год эры Буревестника. Допрос Валуша Акселуса касательно событий 28 – 29 июля 94 года эры Буревестника.

Акселус обратил на диктофон тяжелый, тусклый взгляд. Зачем начал говорить, как будто обращаясь к маленькому черному устройству, лежащему на столе:

– В то утро, когда я должен был везти «Спирит 3013» – семь брусков – в хранилище, я проснулся со смутным воспоминанием о страшном сне и ощущением, что какая-то дрянь должна случиться. Июль, шесть утра, уже жара не продохнуть, а я лежу, обливаясь холодным потом, и сердце у меня колотится как бешеное. И не в первый раз, далеко не в первый.

Встретились с Ньолушом, все погрузили, поехали. И вроде день был нормальный, Ньолуш болтал себе как ни в чем не бывало. Выехали на шоссе, набрали скорость, а я все пытался восстановить детали сна и не мог, только помнил, что в нем случилось нечто гадостное. Казалось – все это сбудется, если я не смогу помешать. А как я мог, если не помнил, что стрясется?