Здравствуйте Аисты

Осмотрел я выгон рядом с фермой — вроде подходящий. Впрочем, кто его разберёт с километровой высоты, какой он. Сами знаете, на незнакомую площадку с десантом садиться рискованно. Стой, думаю, чего я их должен катать? У них же учебное задание — «прыжок в тыл к партизанам». Вот и пусть прыгают.

— Внимание! — командую. — Приготовиться к прыжку! — А сам против ветра захожу, рассчитываю так, чтобы хлопцы приземлились прямо на молочную ферму.

— Пошёл!

За две секунды планёр опустел. Спускаются мои орлы на парашютах, а я вокруг них спирали описываю. Внизу — вся деревня навстречу бежит. Кто на возах, кто верхом, а кто и на своих двоих мчится. И всё больше женщины, по платкам замечаю.

Я не видел, как приземлялись мои хлопцы, потому что сам занялся посадкой. Рассчитал нормально, сел рядом с толпой. Быстро отстёгиваю привязные ремни, снимаю парашют, тороплюсь в дружеские объятия местного населения. Открываю фонарь, слышу топот копыт. Оглядываюсь — на какой-то кляче дед с берданкой мчится. Ни дать ни взять, шолоховский дед Щукарь. «Наверное, колхозный сторож», — подумал я. И не успел соскочить на землю, как этот самый дед на полном скаку осадил своего гнедого и на меня берданку поднимает.

— Хенде хох! — кричит. — Руки вверх!

— Какой там «хенде хох»!—смеюсь. — Спятил ты, дед, что ли? Не видишь, что свои?

А дед молодцевато спрыгивает с коня и ещё громче орёт:

— Хенде хох, фашист проклятый! Стрелять буду!

— Послушай, — говорю, — что ты меня оскорбляешь, какой я тебе фашист, я. ..

И не успел я представиться, как дед пальнул из берданки. Э-э, думаю, наверное, этот дед рехнулся. Чего доброго, ещё убьёт ни за что ни про что, и лишится наша эскадрилья красавчика Саши Докторова. Жалко себя стало. И что вы думаете? .. Поднимаю я руки.

А дед не унимается:

— Ах ты гитлерюга проклятый! Научился по-нашему говорить, так думаешь, что нашу бдительность обманешь? Я вашу внутренность знаю, ещё в первую империалистическую с вами воевал! А потом в восемнадцатом выгонял с Украины. . . Нас не проведёшь!

«Так вот в чём дело! — смекнул я. — Приняли нас колхозники за вражеский десант. Оно и не мудрено, фашисты до самой Волги дошли».

— Дедушка! — умоляю. — Какой я тебе фашист, я курсант Саратовской планёрной школы!

— Молчать! — кричит дед, напуская на себя воинственный вид. — И ни с места! Нарисовал звёзды на крыльях, так думаешь, что мы и поверили? Вот приедет сейчас милиционер Макар, он с тобой разберётся!

И пока мы таким манером с дедом дипломатические переговоры ведём, к планёру народ подбегает: две бабы с вилами, подростки — видать, пастухи — с собаками и увесистыми дубинками.

Вот так сели! .. Осторожно осматриваюсь и вижу, что у моих хлопцев дела ещё похуже моего. Окружили бабы моих парашютистов, и не видно, что с ними. Одного только Мяскова разглядел, что поближе ко мне оказался. Лежит он, бедняга, на земле, как на приколе, в полном смысле. Две дородные колхозницы перехватили его, наверное, ещё когда он к земле приближался. Как упал, так они его и припечатали: одна к спине вилы приставила, а вторая ухватом голову к земле прижала...

Тут я не выдержал и взмолился:

— Дорогие гражданочки! Разве так можно?

— Молчать! — скомандовал мне дед. — Хриц проклятый! А то застрелю, как собаку!

Так и стоял я в кабине с поднятыми руками. Неприятно, конечно, а с другой стороны — гордость меня наполняет. Вот они, наши люди, наш народ какой! Глухая деревня, а все начеку! И кто же? Всё больше женщины да дети. Стариков и тех мало. Но, приняв нас за фашистский десант, все поднялись, не побоялись! Такие не отдадут свою землю никакому врагу!

И вдруг вижу — мчится через поле милиционер на лошади. Это и есть, значит, Макар. Никогда я так встрече с родным отцом не радовался, как с этим милиционером.

63

Проверил он полётный лист, документы наши и извиняюще руками развёл:

— Граждане! Случилось недоразумение. Мне уже из района звонили, что тут планёр оторвался. Это не вражеский десант, а наши защитники, знаменитые десантники!

Что тут поднялось! Нет у меня слов, чтобы рассказать, как нас встречали, как угощали, как приглашали в каждую хату, как за столами усаживали на самые почётные места! И дед мой чуть не расплакался.

— Извини, — говорит, — сынок, что я тебя хрицем и вся

кими погаными словами обзывал. Ненависть у нас к ним страшная, сам понимаешь. Извини за ошибку. Но коль настоящие появятся, так будь уверен, спуску им не дадим.

Выслушали мы Сашин рассказ и ещё раз подумали, что хоть и тяжело нам пока приходится, но тыл у нас крепкий и победа будет за нами.

СТРАШНО ЛИ ПРЫГАТЬ С ПАРАШЮТОМ?

очему-то этот вопрос ребята задают чаще других. Действительно, страшно или нет?