Здравствуйте Аисты

Вот он убрал газ, перевёл самолёт на планирование — значит, пора вылезать. Поднялся я. Ветер обдувает крепкий, но ничего, преодолеть можно. Левую ногу за борт перенёс, крыло нащупал и в один момент на плоскость вылез. Даже подумал, что напрасно беспокоился. Развернулся лицом к хвосту, левой рукой за борт опустевшей кабины держусь, правой — за красное вытяжное кольцо парашюта ухватился. А на кольце ещё резиновая петля есть, в неё надо для страховки руку продеть. Просунул я ладонь в петлю, снова за кольцо взялся, из кармашка вытащил его и крепко пальцы сжал: «Готов!»

Наклонился вперёд—мамочка! Там, под крылом, огромная пропасть! Самолёты, планёры на стоянке -— словно игрушечные. И даже крохотную фигурку в белом халате на пороге кухни заметил. Это наша повариха, тётя Настя, тоже вышла на прыжки посмотреть. Если заметит, что кто-то на крыле замешкался, ни за что добавки не даст.

— Не торопитесь, — сдерживает меня капитан. — Ещё точка отделения не подошла.

А мне кажется, что я стою на крыле уже бог знает сколько времени.

И вдруг:

— Пошёл!

— Есть пошёл! — крикнул я на всё небо и, не раздумывая, шагнул с крыла в пропасть.

Странное дело: когда с вышки прыгал, дух захватывало. А здесь — нет. .Видно, очень далеко земля, поэтому не заметно её приближение, и это не настораживает так, как при прыжке с вышки. Подождал секунду, две, чувствую, что падаю, и тогда изо всей силы рванул за кольцо.

Но что это? . . Почему парашют не раскрывается? . . Неужели что-то не сработало, заело? Может, запасной пора открывать? . .

Я весь сжался, напрягся, как пружина. Слышу только, как сзади, за спиной, шуршит перкаль.

Ну когда же? . .

Кажется, что целая вечность прошла после того, как я выдернул кольцо. Может...

И тут словно какой-то великан схватил меня на лету за шиворот и так тряхнул, что ноги выше головы взлетели. Наконец-то! ..

Глянул я вверх — купол наполнился воздухом и ещё «дышит»: то сжимается, то разжимается слегка. Всё в порядке! Раскрылся!

Такая меня радость охватила, что не передать. И первое, что поразило, — тишина. Какая тишина кругом! Просто оглушительная. Оно и понятно. На самолёте мотор ревел, а тут — никаких звуков. Капитан Копошилко уже далеко внизу, на посадку пошёл. Повис я между небом и землёй и доволен, что не побоялся, прыгнул! А кругом красотища такая! Земля расставила свои необъятные ладони, Волга вдали змейкой блестит. И надо всем этим — бездонное тихое небо. Даже не верится, что за двести километров отсюда идёт страшная кровопролитная война.

Вот так бы и висел между небом и землёй, наслаждаясь тишиной и простором! И ещё одно желание — сразу после

приземления сесть на самолёт, подняться и снова прыгнуть. ..

Земля напоминает о себе, приближается всё быстрее и быстрее. Я разворачиваюсь по ветру, составляю вместе пятки и чувствую удар о довольно-таки твёрдую землю. Падаю на бок в высокую траву, которую в тот год никто не косил. Подбегают товарищи и задают знакомый вопрос:

— Ну как, страшно?

По-моему, нет.

	V '.....<■
( •*

КАК БАРБОС ПАРАШЮТИСТОМ СТАЛ

очему-то издавна так повелось, что на каждом аэродроме водятся собаки, этакие авиационные псы, которые привыкают к самолётам, гулу моторов, запахам бензина. На нашем аэродроме тоже жили три дворняжки. Один пёс, по кличке Барсик, привязался к техникам и мотористам и потешал всю эскадрилью. Он у них вместо будильника был.

Мы на полёты вставали на восходе солнца, а техники ещё раньше, чтобы успеть подготовить самолёты-буксировщики, прогреть моторы. Ну, сами понимаете, вставать в три часа ночи трудно, спать хочется. И Барсик каждый день будил техников, как заправский старшина. Только первые петухи прокричат, вбегает он в палатку, тявкнет два-три раза, станет посередине, будто дежурный, и на койки смотрит. Кто-то спросонья в него сапогом запустит, а Барсик увернётся и начинает со всех коек одеяла стаскивать. Зубами схватит — и на улицу. Тут уж хочешь не хочешь — проснёшься.

Второй пёс, лохматый Барбос, так привык к нашему курсанту Волкову, что следовал за ним по пятам даже на лётное поле. Наверно, потому, что Волков частенько подкармливал собаку, выходя из столовой.

Да вот беда: как только Волков на своём большом десантном планёре начнёт взлетать, Барбос за ним через весь аэродром мчится и лает. Планёр на буксире за самолётом от земли оторвётся, а Барбос озадаченно остановится и скулить начинает, по аэродрому мечется, ждёт своего хозяина.

Зато стоило Волкову от самолёта отцепиться и на посадку зайти, как Барбос срывался с места и, заливаясь весёлым лаем, мчался на посадочную полосу — встречать: того и гляди, под колёса попадёт.

Ранней осенью начались у нас полёты по маршруту, часа на два. Тут Барбос совсем извёлся. Взлетит Волков, растает его планёр в синеве, а пёс себе места не находит.

Однажды мы не выдержали и говорим Волкову:

— Не мучай ты Барбоса, возьми с собой в полёт — и нам и тебе мешать не будет.