Завтра может не быть

Зато не шлялись по вагонам продавцы и попрошайки и мало кто матерился. А если вдруг начинал невежа при попутчиках выражаться – быстро к порядку призовут, могут и на следующей станции выкинуть или милицию вызвать.

Варя рассмотрела схему на стене вагона. Станции Выхино или Ждановская на ней пока не значилось. Ее построят вместе с одноименным метро еще лет через семь. А пока за Вешняками сразу шло Косино.

Они вышли в Вешняках. Деревянная платформа, а вокруг – сельский, дачный пейзаж. Очень похоже на Тайнинку: палисадники, деревенские домики. Никаких тебе кварталов девятиэтажек, столь привычных Варе, – их начнут тут строить еще лет через десять и прокладывать новые улицы: Юности, Красный Казанец, Снайперскую, Вешняковскую. Правда, чуть в стороне возвышался уже корпус «Гипросельэлектро» и трехэтажные сталинские дома рядом, выглядящие сейчас совсем новыми. И Успенский храм. Людмила оглянулась на него, проговорила с уважением:

– Скоро Вознесение.

– Ты что – верующая? – изумилась Варя.

Тогда, в пятьдесят девятом, подобный вопрос, адресованный студентке-комсомолке, звучал так, словно ее спросили, не ест ли она на завтрак маленьких детей. Та смутилась, покраснела и залепетала:

– Да нет, конечно… Но бабушка следит за праздниками и в храм ходит… Иногда… – Вера в Бога, как тягостный пережиток, еще дозволялась неперековавшимся обломкам старого строя, но никак не молодым. Н-да, значит, такое общество мечтает сохранить и законсервировать Петренко?

Варя взяла девушку под руку:

– Пойдем, я провожу тебя.

Они дошли до натурального деревенского домика с резными наличниками, частоколом и палисадниками. Совсем скоро, не пройдет и двух пятилеток, на его месте вознесется девятиэтажная брежневская «панелька», или типовая школа, или детсад. Девушки распрощались.

– Еще увидимся? – спросила Людмила, очевидно, очарованная Варей.

– Я тебя найду, – легко соврала разведчица. Она, конечно, не собиралась с ней больше встречаться. – У тебя группа в педагогическом какая? – Эта инфа тоже пригодится, если придется разыскивать объект не дома.

Девушка ответила, а Варя запомнила. Они крепко пожали на прощание друг другу руки. Обнимашки и поцелуйчики не только меж разными полами, но и среди девушек тоже не приняты были в суровом Советском Союзе.

Кононова (она же Семугова) отправилась домой.

Если б она знала, что ее там ждет, верно, поторопилась бы.

Советская печать:

Трудящиеся Советского Союза! Боритесь за выполнение и перевыполнение семилетки каждым предприятием и стройкой, каждым колхозом и совхозом! Успешное выполнение семилетки – залог дальнейшего повышения материального благосостояния и культурного уровня народа!

Слово узбекских хлопкоробов.

Первый матч в Москве. «Раньше обычного пришел в нынешнем году футбол к москвичам…»

«Инюрколлегия» по находящимся в ее производстве наследственным делам разыскивает.

По делу Матрены Ивановны Волковой – ее сына, Кузьму Ивановича Волкова.

По делу Ивана Халфина (Джона) – его родственников.

О движении третьего искусственного спутника Земли.

* * *

– На выход, без вещей. Лицом к стене, руки назад.

Сегодня Данилова выводили из камеры во внеурочный час. Допроса почему-то не было, хотя по сложившемуся распорядку полагался вроде бы встрепанный «Космонавт», сподвижник Королева, Флоринский. Но – нет. Может, у него неприятности после тех разговоров, что вел с ним Данилов? Его арестовали? Или решили не допускать больше к арестанту? Спрашивать у конвоиров было бесполезно – все равно не скажут.

Однако никаких команд не следовало. Валяться на шконке никто не запрещал. В положенное время дали завтрак, затем – обед. И вот теперь, около часу дня:

– Вперед!

Куда его ведут? Бесполезно спрашивать. Все равно не скажут.

Вот неожиданность! Спустили по лестнице вниз. Вывели во двор. Там свет, высокое синее небо. И – автомобиль. Обычная серая «Победа» без особых примет. А подле нее – трое невзрачных и таких же незапоминающихся, как и машина. Но в костюмчиках и галстучках. Похожи на тех, кто его арестовывал три месяца назад. Но – другие.

Они как-то очень ловко Данилова перехватили и усадили на заднее сиденье. Потом у них там во дворе состоялся с конвоирами бюрократический момент: сдали-приняли арестованного, прямо подписи в бумагах. Затем двое уселись по обе стороны от Алексея, а один – на водительское кресло.

Что ж! Значит, вряд ли отправляют на расстрел.

На легковушке на расстрел не возят.

И – наверное, не на этап. Тогда бы с вещами выводили. И тоже не на «Победе».

Хоть какая-то новость и разнообразие в томительной тюремной жизни. А раз так – значит, новая надежда.