Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога

Опьянение – очаровывающее, притягательное для многих людей состояние. Как для аддиктов, так и для людей без химической зависимости. Это и радость, и безмятежность, и удовольствие, и необычные ощущения. Применение этанола и других веществ – быстрый способ этого достичь. При хорошем раскладе потребность находиться в состоянии опьянения не такая сильная и не столь назойливая, а употребление – что-то такое, чем можно управлять без особых усилий. При плохом раскладе опьянение выдвигается на приоритетное место в жизни человека, оттесняя на периферию другие интересы, задачи, цели. И хотя содержание переживаний во время и после опьянения год за годом меняется (становится меньше приятного и больше неприятного), потребность в употреблении при этом не ослабевает, а, как правило, усиливается.

Такова зависимость. Эссенция зависимости – потребность, причем «сломанная», «неисправная», «сорвавшаяся с цепи» потребность, с которой, кажется, ничего уже не поделать. «Хочу», «надо», «буду», «сегодня можно», «я чуть-чуть», «ну пожалуйста» – и все это убедительно, настойчиво, долго. С этим трудно жить. Это нельзя взять и остановить. Эта потребность будто живет своей жизнью: она хочет одно и то же, ей, в общем-то, безразличны твои ценности, твое здравомыслие, твои близкие, твоя жизнь и ты сам.

А что есть противоположность зависимости?

Самим зависимым кажется, что противоположность зависимости – трезвость. Как будто с наступлением трезвости зависимость заканчивается. Нет, к сожалению. Когда зависимость начинает приносить больше страданий, чем радости, аддикты пытаются воздержаться от употребления, жить трезвой жизнью, вернуться к утраченным интересам. Но оказывается, что в трезвости полно своих страданий, и она день за днем теряет привлекательность и смысл, и зависимые делают свое первое исключение, потом второе, третье – и заново погружаются в болото опьянения. Потом снова трезвость, снова срыв, трезвость, срыв – и так всю жизнь.

Что не так с трезвостью? Разговаривая с аддиктами, которые достигли больших сроков трезвости, я обнаружил две вещи.

Первая: трезвость одним в тягость, другим в радость. Недавно я прочел книгу Майи Шалавиц[63] – нейробиолога с личным аддиктивным опытом. Шалавиц, как я смог понять по некоторым повторяющимся репликам, будто бы стыдливо облизывается, вспоминая прежние пьяные ощущения, и с сожалением констатирует, что ей сейчас нельзя, так как она не сможет остановиться. Это трезвость «с царапинкой». Трезвость, достигнутая путем самозапрета: «Я не употребляю, так как мне нельзя, а так бы, конечно…» Похоже, Шалавиц не до конца довольна своей трезвостью. Есть и трезвость-выбор. Когда ты честно взвешиваешь плюсы и минусы употребления, крепко задумываешься над этим и выбираешь трезвость, внутри которой есть свои плюсы и минусы, но их соотношение для тебя более привлекательно, чем то, к чему тебя привела твоя зависимость. Выбор, который подразумевает принятие на себя обязательств жить оставшуюся жизнь определенным образом. Трезвость-самозапрет – источник неустранимых страданий, жизнь с ощущением лишенности. Трезвость-выбор – жизнь с ощущением внутренней свободы: ты не обязан поступать так, как велят твои аддиктивные импульсы, мысли и чувства. Потому что противоположность зависимости – именно свобода, а трезвость – лишь условие для ее достижения.

Вторая вещь: как правило, чем больше срок трезвости, тем больше люди довольны своей трезвостью. Мой друг, теперь уже с двадцатилетним опытом полного отказа от аддиктивных веществ, с содроганием вспоминает первые три года трезвости: «Героин каждый день стоял в центре моей головы. Три года, день за днем, с утра до вечера. Я не знаю, как я это выдержал. Я не верил, что это пройдет, думал, что теперь должен до конца жизни носить это в голове. Сколько раз я хотел плюнуть и сорваться, но друзья каждый раз меня поддерживали. На четвертом году трезвости я однажды заметил, что уже много дней подряд не думаю о героине. "Вот оно, настоящее чудо", – подумал я. Неужели это возможно? Я тогда разрыдался от счастья, сразу же рассказал друзьям, таким же торчкам с разными сроками трезвости. Сейчас, через столько лет, я изредка могу вспомнить о былых глупостях, но нет ни тяги, ни сожаления, ни грусти – прошлое позади, а настоящее прекрасно, я его отвоевал у смерти и никому не отдам, и мне есть для кого и для чего жить».