Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога

Вообще-то нет. Я придерживался правила «помогать человеку исследовать свою собственную мотивацию» вместо «мотивировать его». Не передать словами, как много сил удается при этом сохранить и как много времени сэкономить, не тратя его на бессмысленные дискуссии о пользе и вреде алкоголя, или марихуаны, или кокаина, или героина. Внешняя мотивация убивает внутреннюю мотивацию – я в этом убеждался много раз и осознал это намного раньше, чем познакомился с экспериментами Хайдера и де Чармса. Мотивирование извне не только снижает внутреннюю мотивацию, но и мешает людям быть в контакте с самими собой. Это большая и трудная тема, я сейчас не хочу уходить в эту сторону. Но замечу, что есть нечто жизнеутверждающее и целительное в том, что мы признаем сидящего напротив собеседника самостоятельной личностью, даем место всему тому, что он чувствует, о чем думает, в чем убежден, что пережил, чего желает, что выбирает. Это плоть и кровь того лучшего, что происходит между одним человеком и другим.

Кто-то, читая эту главу, прокручивает в уме вопрос, как можно доверять зависимым, ведь без доверия дело с места не сдвинется, а доверие к зависимому выглядит как явная недальновидность. Но я сделал важное открытие, касающееся доверия. Я не знаю, смогу ли передать словами магию и мощь этого открытия. Это вне слов, это выше слов. Но попробую. Однажды девушка из Томска написала:

«Можно спрошу? А как ты верифицируешь мой прогресс? Может быть, я очень хорошо вру, а сама тут синячу вовсю! (Шутка, тьфу-тьфу-тьфу.)»

Я ответил:

«Очень просто: я тебе верю».

Да, я ей верил. Сейчас, когда я пишу эти строки, она трезва седьмой год, без единого срыва. Я верил и остальным. Но как я в будущем пойму, кому верить, а кому нет? Когда их станет сто, двести, тысяча человек, как будут обстоять дела с доверием? Большинство наркологов не верят своим пациентам: годы работы привели их к устойчивому скепсису по поводу благонадежности лиц с аддиктивными расстройствами. Как быть мне? И я вот что решил: я буду верить словам и делам до тех пор, пока не появятся доказательства обратного, а если они появятся, то мы разберемся, почему это случилось, и я снова вернусь к доверию. Эта презумпция доверия, которая звучала как простое и прагматичное правило, вдруг открыла для меня пространство наилучшего возможного мироощущения, такого, в котором я от всей души хочу взаимодействовать с людьми – как внутри, так и вне моей профессии. Пространство доверия наперед. На этом я построил свою жизнь. И за эти годы в моей личной этике, построенной на презумпции доверия, ничего не изменилось.

10

Заканчивалась весна 2015 года. Я был спокоен, уравновешен, следил за прогрессом ребят с интересом и большим уважением. Я спрашивал себя, какие предварительные выводы можно сделать.

Желание, поддержка, план действий – эта комбинация работает.

Желание – необходимое условие для инициации изменений. Причем не желание бросить пить, а желание улучшить свою жизнь. Не борьба против чего-то, а борьба за что-то. На кону сама жизнь – ее качество, глубина и ширина, открытость возможностям, удовлетворенность своим существованием, ощущение смысла.

Поддержкой для каждого в первую очередь был я сам. Это делает ребят уязвимыми, ведь если со мной что-то случится, что тогда? В первое время (в первые месяцы и, видимо, даже годы трезвости) поддерживающие отношения жизненно важны. Кажется, эта проблема решится, если их друг с другом познакомить, как я и планировал в самом начале.

План действий – тут не все хорошо. Да, модель стадийности проста, понятна, полезна. Она структурирует и направляет наши усилия. У всех, за исключением, быть может, угрюмого программиста, я наблюдал стадийность перемен. Но транстеоретическая модель нуждалась в тщательной адаптации к реальности, мне предстояло поработать над этим. На стадии размышления нужно намного более аккуратное и подробное исследование мотивационных препятствий. Помимо самой аддикции и аддиктивных мыслей, у каждого из ребят были труднопреодолимые дисфункциональные мысли и убеждения относительно себя, других, жизни. Им был нужен надежный психотерапевтический инструментарий для серьезной перестройки. Я планировал пройти обучающий курс по когнитивно-поведенческой терапии. Многие нуждались в фармакотерапии депрессии, тревожных расстройств и других проблем психического благополучия. Все это нужно отразить в плане действий. Предстояла работа. Большая, сложная, интересная. Я подумал: «Дай-ка я познакомлю ребят друг с другом и дальше буду действовать, обсуждая с ними каждый шаг. Мы сформируем небольшую терапевтическую группу и совместными усилиями создадим научно ориентированную программу с человеческим лицом».