И я подумал, осторожно, неуверенно: «Ура? Ура же? У нас же получается?»
Трудности с транстеоретической моделью поведенческих изменений я увидел еще до того, как приступил к делу. Первый из десяти процессов изменений называется «повышение осознанности» (consciousness raising), но, судя по описанию, речь идет об информированности: суть этого процесса в том, чтобы человек как можно больше узнавал о своей проблеме, был осведомленным, ибо, как заметил Альберт Эйнштейн, «проблему нельзя решить на том уровне мышления, на котором она возникла». Информированность, а не осознанность. При слове «осознанность» я часто замечал стыд и вину в глазах своих собеседников: «Ну да, ну да, я должен быть более осознанным, я знаю», – говорило мне их смущение. Я понял, что слово «осознанность» в нашем социолекте как-то неразрывно связано с ответственностью и долженствованием и, видимо, не совсем удачно выбрано. Помимо этого, для некоторых людей слово «осознанность» отдавало восточной приторностью. Ну и ладно, говорил я себе, это как раз легко решаемая проблема – заменим неподходящее слово подходящим.
Следующий процесс называется «социальное освобождение» (social liberation). Звучит как «совершить революцию» или «выпустить заключенных». Или «выйти на митинг», не знаю. На самом деле социальное освобождение – это зоны для некурящих, группы самопомощи и другие институционализированные возможности для тех, кто выбрал воздержание. Натужно и непривычно. А еще группы самопомощи относятся к другому процессу поведенческих изменений – к помогающим отношениям (helping relationships). Путаница.
Эмоциональное пробуждение (dramatic relief) – это тоже процесс, который можно взять и запустить… Но так ли это? Мне всегда казалось, что в пробуждении есть спонтанность, внезапность. Нет, Джеймс Прохазка и его коллеги считают, что мы можем что-то такое сделать, чтобы оно, это самое пробуждение, взяло и случилось. Что ж, схожу на кухню и эмоционально проснусь, а то пишу важную главу, а сам при этом какой-то эмоционально сонный…
А что такое самоосвобождение (self-liberation)? Оказывается, это принятие обязательств. Меня нервировало недостаточно явное соответствие словесных обозначений обозначаемому, но это можно было изменить, исправить, вписать в привычное лингвистическое поле. А что делать, если процессы у конкретно взятого человека запускаются не в той последовательности, в которой они описаны у Прохазки? И что делать, если у разных авторов транстеоретической модели эти процессы перечислены в различном порядке? И вообще, Джеймс Прохазка и его коллеги поначалу выделяли шесть стадий, а не пять, и лишь потом убрали шестую стадию – стадию завершения (так как поведенческие изменения не могут быть завершены, пока мы живы). А процессов изменений, по мнению еще одного автора, не десять, а двадцать один. Все это расшатывало доверие к научной концепции, выбранной мной для работы с аддиктами. Но другой эмпирически обоснованной и достаточно хорошо концептуализированной модели поведенческих изменений не было. И я подумал: «Ладно, пусть будет эта». В конце концов «все модели неправильны, но некоторые полезны»[61]. Просто я буду исправлять транстеоретическую модель там, где это будет необходимо, и дополнять ее тем, чем будет нужно.
Были ли у меня трудности во взаимоотношениях с аддиктами?