Разбужу отца — значит разбужу.
Получу от него очередные побои — ничего, заживет.
Я не собиралась сдерживаться и волновалась сейчас только за парня, который ничем не заслужил, чтобы его втягивали в гущу моего семейного безумия.
— Мама, я не шучу, — срывающимся голосом предупредила я. — Если ты позвонишь в школу и у Джонни начнутся неприятности, я расскажу школьной администрации все, о чем молчишь ты и не хочешь, чтобы об этом узнали.
— Шаннон, — прошептала мама, хватаясь за грудь.
— Все расскажу, — повторила я.
Я повернулась к двери и уже не оборачивалась.
«Шаннон, постой», — были последние слова перед тем, как я захлопнула дверь в домашние беды.
Запрокинув голову к хмурому небу, я закрыла глаза и просто ощущала, как дождевые капли падают на лицо и волосы.
Я стояла посреди проливного мартовского дождя и молила о Божественном вмешательстве или хотя бы о небольшой передышке от ада, который назывался семьей, где меня угораздило появиться на свет.
Я никогда не хотела возвращаться в этот дом.
Сознание того, что иного выбора нет и возвращаться все равно придется, было особой разновидностью ада.
Обычно убегают от чего-то. Впервые в жизни мне хотелось, чтобы существовало безопасное место, куда я могла убежать.
Я чувствовала, что медленно умираю в этом доме.
В своем родном доме.
Там, где я вроде бы могу спокойно преклонить голову.
Там, где я вроде бы должна чувствовать себя в
Дверь за спиной открылась, и каждый мускул моего тела напрягся в грозном предчувствии.
— Шаннон, — зазвучал в моих ушах голос матери, частично рассеяв страх. — Ты забыла взять пальто.
Сделав усилие над одеревеневшим телом, я повернулась. Мама стояла в проеме, держа мое пальто.
— Тебе нельзя без пальто, — хрипло произнесла она, указывая на небо. — Сегодня весь день будут дожди. Я слышала прогноз.
— Мама, неужели ты не устала от всего этого? — дрожащим голосом спросила я, удерживая слезы. — Неужели тебе до смерти не надоело притворяться?
Ее лицо исказилось.
— Шаннон…
Она сделала шаг ко мне, а я — три шага назад.
Я так больше не могу.
Я не могу больше так жить.
Я перед матерью душу вывернула.
А она волнуется из-за пальто.
— Плевать мне на пальто, — пробормотала я и помчалась к автобусной остановке. Мне отчаянно хотелось быть предельно далеко от своей семьи. — Да пошла эта жизнь!
21. Завершение
Я приехала в школу, но мой гнев ничуть не утих.
Я была в таком бешенстве, что буквально ощущала его вкус и даже получала какое-то извращенное удовольствие.
Уж лучше так, чем привычные отчаяние и страх, как всегда в подобных случаях.
Гнев придавал мне храбрости и пофигизма, необходимого, чтобы сделать все, что я задумала.
Вопреки собственному разуму, понимая, что идея плохая, я знала, что должна это сделать.
Я намеревалась прояснить с Джонни Каваной несколько вещей, а потом уйти со спокойным сердцем и чистой совестью, потому что никак не могла игнорировать материнские угрозы.
После вчерашней катастрофы и утреннего спора с матерью адреналин в крови зашкаливал. Я сделала успокоительные вдохи-выдохи и зашагала по коридору к личным шкафчикам пятигодков.
Джонни я заметила еще на подходе. Прислонившись к шкафчикам, он разговаривал с парнями — судя по виду, сверстниками. Увидев его, я судорожно выдохнула.
Невидимость — великолепная штука и необходимое орудие выживания для таких, как я.
Общение с будущей звездой ирландского регби выбивает это орудие из рук.
Собрав в кулак всю свою смелость, я пошла прямо к нему, уповая на бурлящий адреналин, который доведет меня до цели.
Заметив меня, Джонни резко вскинул голову. Я ощутила его пристальный взгляд. Синие глаза были возбужденными и настороженными, но я не остановилась.
Не могла остановиться.
— Мне надо с тобой поговорить, — объявила я, подойдя к нему. Я дрожала с ног до головы.
Казалось, на меня сейчас смотрит тысяча пар глаз.
Я ожидала, что произойдет одно из двух: Джонни или прогонит меня, или согласится пойти в тихое место и там поговорить.
Когда он вскинул голову и тихо произнес: «Вон!» — я поняла, что была права насчет первого сценария.
Мои адреналин и смелость поспешили выполнить его приказ.
Понурив плечи, я повернулась, чтобы сделать то же самое, ощущая себя сдутым шариком. Но он теплой рукой взял меня за запястье и подтянул к себе.
— Не ты, — прошептал мне на ухо Джонни, поставив перед собой. — Они. — Синие глаза скользнули по двоим парням, которые глядели на нас с любопытством. — Валите, — тоном, не терпящим возражений, произнес он.
С изумлением и почти трепетом я смотрела, как оба парня и еще семеро учеников, находившихся в коридоре, молча повернулись и ушли.
— Ну и ну, — выдохнула я, когда мы остались в коридоре одни. — А ты тут правда шишка. — Я повернулась к нему и, как обычно, задрала голову, чтобы видеть его лицо. — Это было нечто.
Джонни наградил меня мальчишеской ухмылкой, которая тут же сменилась хмурым выражением, стоило ему взглянуть на мое лицо.
— Что случилось? — спросил он, в упор глядя на меня. — Какая тварь довела тебя до слез?