Зацепить 13-го

Бланк до сих пор лежал на хлебнице неподписанным.

— Шаннон, мне боязно отпускать тебя так далеко от дома, — объяснила она, теребя нижнюю губу. — Донегол — это же на другом конце страны.

Вот именно.

— Мама, я хочу поехать, — прошептала я. — Клэр и Лиззи едут, и я тоже хочу. Очень хочу. Разрешение нужно подписать до пятницы, иначе меня не возьмут.

В общем, тут я соврала. Подписанные бланки нужно было сдать после каникул, но других способов надавить на маму и заставить ее подписать разрешение я не знала.

— А если там с тобой что-то случится? — задала она вполне ожидаемый вопрос. — Вдруг кто-то на тебя нападет?

— Гораздо вероятнее, что это случится дома, — шепотом ответила я.

Она даже вздрогнула:

— Шаннон!

— А он тебе рассказал, чтo произошло вчера вечером? — бросила я, понимая, ради чего она меня ждала.

Она хотела об этом поговорить; точнее, хотела убедиться, что я не стану никому рассказывать.

Я расправила плечи и дерзко посмотрела на мать:

— Он тебе сказал, что сделал с Джоуи?

— У него есть имя, — напряженно ответила мама.

— Так он тебе рассказал? — не отставала я.

— Да, твой отец рассказал мне о вчерашнем, — наконец подтвердила она.

— И что? — Я привалилась к спинке стула, всматриваясь в материнское лицо. — Тебе больше нечего сказать?

— Шаннон, все не так просто. — Мама тяжело вздохнула и опустила голову. — Мы все сейчас живем в очень напряженной обстановке. Летом мне рожать, а у твоего отца нет работы. С деньгами туго. Шаннон, естественно, это сказывается на твоем отце. У него столько забот…

— Мама, он разбил Джоуи губу! — Я проглотила вязкую слюну. — Из-за пачки печенья. А если он так беспокоится о деньгах, может, ему перестать проигрывать и пропивать детские пособия?

От моих слов маму передернуло, но я была рада, что их произнесла.

Их нужно было произнести.

Я хотела, чтобы она начала слушать.

— Отец сказал, что ты явилась с большим опозданием, — продолжала мама. — И его очень расстроила твоя фотография в газете.

— Эта фотография была сделана на школьной спортплощадке!

— С парнем?

— Боже! — не выдержала я. — Хоть ты не начинай.

— Не буду. — Она покачала головой. — Я тебя не упрекаю. Я понимаю такие вещи, но твоего отца это очень расстроило. Ты знаешь, как он относится…

— Значит, это я виновата, что он избил моего брата и пытался меня задушить? — спросила я, едва сдерживая гневные слезы, готовые хлынуть наружу. — В чем именно моя вина? Поздно вернулась? Позволила себя сфотографировать? Перевелась в Томмен? Мама, в чем я провинилась? Или я вообще все делаю не так? Может, это я виновата во всем, что не так в этом доме?

— Шаннон, конечно, это не твоя вина, — быстро дала задний ход мама. — Ты не виновата, и отец тебя очень любит. Но ты же знаешь, он боится, что ты кончишь как я. А с Джоуи у него очень непростые отношения, — сказала она, пытаясь этим враньем снять с себя ответственность. — Джоуи не стоит провоцировать его…

Я тряхнула головой, заставив ее замолчать.

— Хватит его защищать, — прошипела я, стараясь говорить тихо, чтобы не разбудить человека, который счастливо ломал мою жизнь с тринадцатого марта тысяча девятьсот восемьдесят девятого года — с того самого дня, когда я появилась на свет в этой гребаной токсичной семье. — Хватит, мама! Никакие твои слова не помогают. Все просто происходит снова и снова. Так что перестань его оправдывать и объяснять его закидоны. Мы устали это слушать.

— Шаннон, я делаю все, что в моих силах, — прошептала она.

— Для кого, мам?

Она сердито сверкнула на меня глазами:

— Для своей семьи.

— Для него.

Мама дернулась, как от пощечины, но я не взяла своих слов назад.

Я сказала правду.

— Ты не имеешь права так со мной говорить, — резко бросила мне она. — Ты не представляешь, как тяжело каждый вечер возвращаться домой, где идет третья мировая война.

Я не ответила.

Мне было нечего сказать.

Если она всерьез верила, что я не знаю, каково жить в зоне боевых действий, тогда получается, она была не только безответственной матерью, но и страдала от бредовых фантазий.

— Шаннон, я устала от этого, — сказала она. — У меня сил нет так жить. И я устала от того, что собственные дети меня судят.

— Тогда добро пожаловать в клуб, — насмешливо сказала я. — Мы все устали так жить.

— Не дерзи мне, — предупредила она. — Я не потерплю к себе такого отношения. Учти, я расскажу…

— Отцу, да? — докончила я, почти срываясь на крик. — Мама, это все, что ты хотела мне сказать? Пожалуешься ему на меня?

— Шаннон, ты обязана проявлять ко мне хоть каплю уважения, — рявкнула она. — Я работаю не разгибая спины, чтобы ты могла учиться, и мне не нравится, когда ты говоришь со мной так, будто я кусок дерьма у тебя на подошве!

— А мне не нравится, когда меня называют шлюхой всякий раз, когда я возвращаюсь домой, — выдала я, не в силах сдержать эмоции.

Я понимала, что расстроила мать. Внутри бурлило чувство вины, смешиваясь с обычными презрением, страхом и злостью.

— Потому что он так меня назвал, — хрипло добавила я. — По мнению моего отца, я всего-навсего грязная шлюха.

— Он за тебя волновался, — ответила она. — Он не знал, как ты доехала домой.