Запрет на студентку

конфетами. Мое настроение находится на уровне чуть ниже плинтуса, и это

отчасти его вина.

— Чего ты так паришься? — рассуждает он. — Это просто экзамен.

Просто экзамен?

Я проходила через него дважды, и каждый раз от обиды хотелось

выцарапать этой аспирантке глаза, но я решила, что не буду из-за этого

страдать, правда это легче сказать, чем сделать.

Посмотрев на брата, отыскиваю маленькое синее пятно на его скуле и

говорю:

— После того, как ты чуть не покалечил заместителя декана моего

факультета? С чего бы мне «париться»?

Тот дурдом, который он устроил на пару с моим преподавателем, до сих

пор стоит перед глазами. Вообще-то я считаю, что они оба хороши, но в

отличии от своего брата все еще питаю дурацкие надежды на то, что увижу

своего преподавателя снова. До того, как он женится на очередной

длинноногой блондинке и отправится с ней на Мальдивы, чтобы

кувыркаться в белом песке и делать фотографии для своего инстаграма.

От этой картины кофе кажется мне горьким. Отправив его в подстаканник, злюсь на себя за то, что струсила в тот день и сбежала.

Глеб сказал, что его дела с “этим придурком” меня не касаются, хотя как

раз эти дела интересуют меня больше всего на свете. Он никогда не

посвящает меня в свои проблемы, хотя я прекрасно знаю, что они у него

случаются. Сегодня под курткой у него китель. Такое бывает раз в столетие.

Это либо хорошо, либо плохо. Он надел его либо для того, чтобы получить

по шапке, либо для того, чтобы получить благодарность, и вероятность

здесь пятьдесят на пятьдесят.

— Я его не калечил, — слышу голос Глеб. — Какого хрена заместителю

декана твоего факультета от тебя надо?

— Мы просто разговаривали, — складываю на груди руки.

— Просто разговаривали? — тянет он.

— Да, — смотрю на него. — Люди иногда разговаривают друг с другом.

— Он слюни на тебя пускал, — цедит сквозь зубы, глядя на дорогу. — По

самое колено.

Сон слетает с меня мгновенно, в груди, как колокол, грохочет сердце.

Сама я пускаю на него слюни постоянно, и в моем понимании это означает

не замечать вокруг ни черта, кроме этих его зеленых глаз и… всего

остального.

Стараясь не выдавать безумной гонки бабочек в своем животе, заправляю

за уши волосы и, откашлявшись, спрашиваю:

— М… Что он делал?

Если он пускал на меня слюни, значит он захочет увидеть меня снова?

Повернув голову, Глеб изучает мое лицо целую вечность, а потом медленно

говорит:

— Забудь…

— Но… — запинаюсь, не зная как стребовать с него объяснений!

— Здесь тебя высажу, — вдруг переводит он тему, ткнув подбородком на

шлагбаум. — Ты баллончик с собой носишь?

Плевать мне на баллончик!

После того случая с собакой он притащил три штуки и заставил распихать

их по всем моим сумкам.

— Ношу, — сверлю глазами его лицо.

В кое-то веке он решил побриться. Бритье всегда идет у него в комплекте с

кителем.

— Иди тогда, — бросает, поправляя зеркало заднего вида.

— Спасибо! — открываю дверь, злясь на него с новой силой.

— Ни пуха, ни пера, — летит мне вдогонку.

— К черту! — хлопаю дверью, пугая сидящих на деревьях ворон.

Вывалив на умывальник в женском туалете косметику, собираю волосы в

пучок и расправляю черный бант на своей белой блузке. Решаю не тянуть и

поскорее закончить этот ужасный день, поэтому захожу в экзаменационную

аудиторию вместе с первой пятеркой. Взяв билет, встречаю быстрый взгляд

“подружки” Романова на своем лице.

Я не знаю, что такого ей сделала. Просто хочу поскорее отсюда убраться.

Оставив сумку на столе у входа, занимаю последнюю парту, потому что

ненавижу сидеть на первых.

Глаза расширяются, и сердце ухает в пятки, когда, нарушая гнетущую

тишину, в аудиторию заходит мужчина моей мечты!

Глава 19. Люба

Энергично скрипя кроссовками по линолеуму, Романов бросает беглый

взгляд на присутствующих и направляется к маленькой кафедре, за

которой восседает его коллега.

Мужчина моей мечты одет в пуховик до колен, который он расстегивает на

ходу, обратившись ко всем сразу:

— Доброе утро.

Меня бросает в жар от звуков его хрипловатого голоса.

Его голос звучит так, будто это первое, что он произнес вслух с тех пор, как

проснулся.

— Доброе… — кивает ему моя заклятая «подружка», и для нее, судя по

всему, его появление не неожиданность.

Он её предупредил, а у мое кровяное давление подскочило на семь тысяч

миллиметров.

Терзаю пальцами свой билет, в который даже заглянуть не успела. С

колотящимся сердцем наблюдаю за тем, как Романов ставит на стол стакан

кофе и, сняв свою куртку, вешает ее на спинку стула, после чего опускается

на него сам. Вытянув под столом ноги и слегка ссутулив широкие плечи в

сером свитере, складывает перед собой ладони, бросив взгляд на часы.

На его щеках немного краски с мороза и щетина, с которой почти никогда не

расстается. Волнистые волосы стали чуть короче. Кажется он постригся, и я

не могу на него не пялиться!

Он пришел…

И когда его глаза находят меня, по животу целой армией несутся мурашки.

Выражение его лица не сообщает мне ничего. Оно спокойное и

невозмутимое, даже когда, закусив губу, делаю очень покорный вид.

Скользнув по мне взглядом, отворачивается и прислушивается к тому, что

вещает ему напарница.