Запрет на студентку

многолетнего труда. Я тщеславный. Но единственное слово, которое я

уважаю больше остальных — это "профессионализм", и оно противоречит

понятию — "пускать в штаны своих студенток".

Черт. Брелок в моем кармане продолжает сигналить, и уже через четыре

шага я понимаю, что радости во мне гораздо больше, чем всего остального, потому что общение с ней — это как в одно лицо съесть мешок сладких

мандаринов.

Обернувшись на звук моих шагов, она округляет маленький пухлый рот и

расширяет глаза, замерев. Смотрит в мое лицо, и я на секунду отключаюсь

от реальности, застигнутый врасплох, потому что на ее веках и вокруг глаз

голубой пыльцой рассыпаны блестки, а на кончиках ресниц висят

крошечные стразы.

Смотрю на нее в полном ступоре, подойдя почти вплотную.

Твою мать…

Рот сам собой разъезжается в туповатой улыбке.

Подняв ко мне лицо, облизывает губы.

Туплю так долго, что это даже неловко.

Вижу, как тянет носом воздух. Как тянется вперед, делая полшага

навстречу. Сжимаю в кулак руку, чтобы прикончить внезапное желание

обнять ладонью маленький точеный подбородок и провести пальцем по

розовым губам, которые, и это не гребаное открытие для меня, мог бы

сожрать, если бы у меня совсем не было мозгов.

Очередь салютных залпов где-то за спиной приводит в чувства.

Люба вздрагивает, поднимая вверх глаза.

Вдохнув порцию цветочного аромата, вижу в ее руках пластиковый стакан с

шампанским.

— Ты что, заблудилась? — заглядываю в тонированные окна машины.

— И вас с Новым годом…

С кем она здесь?

Я знаю, что она сирота, и по каким-то причинам меня смущает то, что я

вижу ее посреди ночи одну в десяти километрах от города, хотя это вообще

не мое дело.

— С Новым годом, — осматриваю пустую парковку.

— У вас в кармане пищит.

— Я в курсе, — снова смотрю на нее.

На меня она смотрит не отрываясь и не моргая.

— Поздравляю…

— С чем? — спрашиваю рассеянно, думая о том, что мне с ней делать.

— С… назначением… — улыбается.

— А, спасибо.

Два дня назад я принял должность замдекана, поэтому нахожусь в

реальном цейтноте.

— Наш… уговор в силе? — смотрит на меня из-под своих кукольных

ресниц.

— Уговор? — продолжаю тормозить, любуясь ими и их хозяйкой.

— Да. Насчет моего экзамена, — задирает она нос. — Он послезавтра.

Соображаю пару секунд.

Сейчас, когда уровень формальности нашей встречи нулевой, вздохнув, спрашиваю:

— Оно тебе нужно?

Если я приму у нее экзамен, сделаю это на совесть.

Скользнув взглядом по моим губам, заявляет:

— Мне оно нужно, Александр Андреевич.

Молчу, глядя в мятежные голубые глаза.

Мое расписание на следующей неделе плотнее некуда, и я планировал

просто отдохнуть несколько дней, но я обычно держу свое слово.

Посмотрев ей за спину, вижу, как из круглосуточного выходит здоровый

небритый мужик в парке и черной шапке. Трусцой пересекает парковку, приклеив к нам глаза. Подойдя к машине с обратной стороны, открывает

дверь и бросает на заднее сидение пакет с продуктами.

— Проблемы какие-то? — спрашивает недовольно.

Не понял.

Небритая рожа наглая и, твою мать, ментовская, тут даже к бабке не ходи.

Что за упырь?

— Нет проблем, — бросаю ему.

Обернувшись, Люба начинает суетиться.

— Эм-м-м… — смотрит на меня, топчась на месте. — Тогда… до

послезавтра?

— Люба, — рявкает мужик. — В машину садись.

Какого гребаного хрена?!

Выбрасываю вперед руку и хватаю ее за локоть, подтащив к себе:

— Давай отвезу тебя. Куда нужно?

— Я… не… не нужно… спасибо… — косится на мужика.

Хрена с два!

— Люба! — лает тот.

— Сейчас! — выкрикивает она в ответ.

— Через час. Садись. Оглохла что ли?

Разрываясь между мной и ним, пытается забрать у меня свою руку, но я, блин, просто в аффекте!

— До свидания, Александр Андреевич, — бормочет, пытаясь сделать шаг

назад.

— Это кто? — киваю на мужика.

— Я че, на китайском говорю? — не затыкается он.

— Закрой пасть, — советую зло, мешая ей открыть дверь.

— Че ты сказал?! — изумляется, обходя машину.

— Глеб… — в панике лепечет Люба, роняя свой стакан и хватаясь за мою

куртку.

Задвигаю ее себе за спину, готовясь к тому, чтобы дать кому-то в рожу

впервые за долбанное десятилетие, не меньше.

— Глеб! — визжит Люба из-за моей спины.

Получаю ощутимый толчок в грудь и, вообще не думая башкой, впечатываю

кулак в челюсть этого дебила.

Глава 17. Люба

— Что ты сделал? — визжу, пихая в сторону своего тупоголового брата, пока мой дипломный руководитель со стоном складывается пополам и

падает на колени к нашим ногам.

— Твою… мать… — хрипит Романов, роняя на грудь голову в капюшоне и

упираясь рукой в землю. — М-м-м…

В ужасе хватаюсь за голову.

Я понятия не имею, что все это такое было и как такое вообще возможно, чтобы два взрослых мужика могли устроить мордобой прямо на ровном

месте!

— Ты совсем больной?! — швыряю в Глеба своей варежкой и сотрясаю

руками воздух. — Вызови скорую!

— Какую, млин, скорую? — психует он, загребая с крыши своей машины

снег и прикладывая его к небритой щеке. — Что это за дебил?!

Из дверей круглосуточного магазина выходит пара мужчин, поглядывая на

нас и на то, что у нас тут творится.

— Может надо было сначала спросить?! — топаю ногами. — Что ты с ним

сделал?!