Запертый

Закончив работу, я добрался до освещенного центрального коридора, что считался у нас настоящим проспектом. Раньше тут было куда веселее – даже в мои детские годы. Если верить старикам – в их молодые годы проспект Рошшара представлял собой лучшее место во всем убежище. Названный так в честь самого известного смотрителя Шестого уровня, он представлял собой оживленную бурлящую артерию, где молодежь, не переступая рамки дозволенного, могла веселиться вовсю… Как ни смешно, но виной затухания фонтана веселья стали не умирающие технологии или ресурсы, а сами сурверы – что позабыли о соблюдении тех самых рамок дозволенности. После пары пьяных беспорядков и сотен случаев раскуривания тасманки случилось ожидаемое – краны разрешенности резко прикрутили, в том числе ограничив время веселья до двух ночи и убрав больше половины так любимых молодежью мероприятий. Концерты, дискотеки, костюмированные вечеринки… все исчезло или стало крайне лимитированным. Тут старейшины мудро рассудили – редкая яркость всегда ценится больше.

Но, как бы то ни было, Рошшар остался тем местом, где всегда кто-то есть. Тихие полуночники бродят по немалому пространству, слушая музыку в наушниках, порой пританцовывая, покуривая в специальных местах разрешенный табак, потихоньку делая тайные глотки согревающего из малых фляжек. Веселье ушло в подполье… Ну… лично мне как-то все равно – я никогда не посещал подобные места, а здесь если и бывал, то только в дневное время суток. Мне как-то хватало и того, что меня бьют на задворках Хуракана. Еще не хватало прямо в центре по морде терпильной отхватывать…

– Ты ведь Амос, да? – тихий сиплый голос остановил меня, когда я почти добрался до нужного поворота к той самой кафешке, где почти сутки назад получал рабочий контракт.

– Он самый, – со вздохом признался я, поворачиваясь и нащупывая в кармане рукоять отвертки.

Но оружие не понадобилось – у стены стоял задумчиво щурящийся на меня старичок в утепленном комбинезоне и непромокаемых оранжевых сапогах. На все еще тонкой талии широкий пояс с немалым количеством петель и карабинов – все они пустуют. Седая аккуратная борода того типа, что вроде как именуется шкиперской. В трехпалой правой ладони зажата серебряная тонкая фляжка, на меня смотрит единственный прищуренный серый глаз, а морщины столь глубоки, что почти неотличимы от исполосовавших смуглое лицо шрамов. Густые седые волосы и черная бейсболка с красной стрелой довершали облик.

– Вы из разведчиков, – вырвалось у меня.

Вглядевшись в лицо, вспоминая все давние истории, я вспомнил и ту, где говорилось о немалом количестве пролитой крови и больших потерях среди тех, кого с уважением называли Красными Скаутами. Они являлись подразделением Внешней Охраны и куда чаще других покидали Убежище через резервные малые люки. А еще они чаще других сталкивались с обитающими над убежищами ужасными тварями-мутантами. Следы на его лице оставлены когтями какого-то водного мутанта. Но старику еще повезло – насколько я помню, из той группы выжило только двое. И я помню его имя… оно осело где-то в памяти, потому что тоже было Великим именем…

– Ньютон! – вспомнил я. – Булл Ньютон. Ветеран Красных Скаутов. Вечер добрый…

– Узнал, – чуть удивленно хмыкнул старик и протянул мне флягу. – Сделай глоток.

– Не… – я слишком резко качнул головой, и шея протестующе хрустнула. – Ой…

– Видишь – обезболиться тебе надо.

– А там обезболивающее?

– Оно самое. Спирт называется. Настоянный на коем чем полезном…

– На чем? – не удержался я.

– На хере мутантском, – буркнул Булл, показав в усмешке стальные зубы. – И на куске жопы его подружки. Пей, говорю! Я дважды повторять не привык!

Я, конечно, борзости набрался за последние удивительнейшие деньки. Набрался, да, но все же не так много, чтобы рискнуть спорить пусть даже с бывшим и покалеченным скаутом. Вежливо хихикнул – хотя шутка про хер мутанта убогая до жалости – и флягу взял. Сделал глоток, выпучил глаза и замер, не зная, что делать дальше. Рот и глотку обожгло, там что-то сжалось, и все это попросту зависло, медленно прожигая мою плоть. Дым уже идет? Трясущейся рукой я протянул флягу обратно, и тут Булл нанес резкий тычковый удар пальцами искалеченной руки, остановив их, наверно, в паре миллиметров от моих глаз. Помогло… я шатнулся назад и… все благополучно проглотил, чтобы тут же исторгнуть:

– Уу-у-у-у-у-ухх… К-ха… к-ха…

– Ты вдохнул, что ли, при глотке?

– К-кха… к-ха… ну да… к-ха… а что? Не надо было? На выдохе надо было?

– Нет!

– Так на вдохе?

– Нет!

– А как?

– Что ж ты такой убогий, что даже не знаешь, как спирт правильно пить?

– К-ха… к-ха… не настолько убогий, как ваши шутки… к-ха… – прокашлял я, мудро пятясь от старикана, что в свои лет семьдесят выглядел раз в пять круче меня.

Интересно, если он мне в морду врежет – она окончательно форму потеряет? Буду ходить с задницей вместо лица и обожженным спиртом сипящим горлом…

К моему удивлению, старик с места не двинулся, но снова сверкнул в усмешке стальными зубами:

– Вот же гаденыш…

– С-спасибо…

– Да я одобряя.

– Ну да…

– Наслышан о тебе, Амос.