Запертый

Надо было видеть лицо Галатеи – она не сразу узнал меня, а узнав, ахнула, подавшись вперед.

– Амос!

– Как минимум половина его, – неумело пошутил я и поплатился за попытку похохмить новым потоком крови из рта. – Ох… не обращай внимания…

– Да как же не обращать-то! Мамоньки мои…

– Да просто не обращай и все, – пожал я одним плечом. – Мама как?

– Все также, – сбилась она от столь крутого изменения темы. – Погоди! Что с тобой-то случилось? На работе что-то?

– Сцепился с Сержем Бугровым. Он оскорбил – я ударил. От него прилетело втройне, – ответил я чистую правду, зная, что врать смысла нет. Все равно она скоро все узнает. – Да не переживай, – попытался улыбнуться я сжатыми губами, одновременно вытирая подбородок подолом чужой футболки.

Все равно я уже посадил на нее несколько кровавых пятен, и придется заплатить за кусок многажды стиранной тряпки полную цену. Хорошо еще наш хлопчатник оправился от болезни, а лен продолжал расти на диво.

– Бедный Амос…

– Мне бы обезболивающего, – хмыкнул я, чувствуя, как ко мне возвращается удивительно хорошее настроение. – Полный блистер. Салфеток бумажных пару пачек. И пяток банок ваших закруток…

– Тише ты! – Галатея шикнула на меня с такой силой, что настала моя очередь отшатываться.

Подавшись вперед еще сильнее, она перегнулась через прилавок, обдав меня запахом лимона и сирени. Глянула по сторонам, будто в этом переулке мог кто-то спрятаться. Поняв, что отреагировала чересчур бурно, раздраженно выпрямилась, скрестила руки на животе и сердито уставилась на меня, не замечая, как сильно натянула красную футболку, подчеркивая красивую грудь. Поймав мой взгляд, она глянула вниз и испуганно охнула:

– Забыла поддеть… – и ее лицо залило краской смущения.

– Закрутки ваши семейные, – кашлянул я, пораженный тем, как быстро я из виновника, так сказать, торжества и переполоха, превратился в обычного наблюдателя. – И сумку под них. А? Банки верну.

По-прежнему прикрывая грудь, Галатея, не сумев взглянуть на меня, коротко кивнула:

– Каких хочешь?

– А какие есть? – во мне, избитом, обколотом обезболом, вдруг проснулся звериный аппетит, что из бурчащего желудка пробился прямиком в оглушенный сотрясением мозг, взялся там за рычаги и начал деловито интересоваться самым главным. – Мясное что-нибудь есть?

– Кабачки сладкие банки три литровых, огурцы соленые резанные две банки и одна банка домашней тушенки. Крольчатина, само собой.

– Само собой, – кивнул я.

– Есть банка куриного паштета. Лепешки.

– Беру.

– Что именно-то? Кабачки по три динеро за банку, но тару с возвратом. Огурцы по два. Тушенка – шесть. Паштет в ту же цену.

– Заберу все, – уверенно произнес я, прикидывая, сколько у меня динеро с собой. – За часть закруток деньги позднее отдам. Но если дойдешь со мной до квартиры – отдам долг сразу же. Нет – так занесу вечером или завтра. Честно занесу, Галли, ты меня знаешь.

– Ты честный парень, Амос, – вздохнула девушка, успевшая забыть инцидент с тем, как я пялился на ее грудь – а я пялился, что бесспорно. – Хорошо. Только осторожней там.

– Как будто кто-то не знает, – рассмеялся я, но послушно кивнул. – И обезбола добавь еще штук пять таблеток.

– Так все плохо?

– Вроде как да, – кивнул я, прислушиваясь к нарастающей боли, что сосредоточилась почему-то в шее. – И мутит опять.

– В больничку тебе надо!

– Не надо! – отрезал я, запуская руку в вонючую сумку и пытаясь добраться до кармана с деньгами. – Я сам…

– Ох, – совсем по-взрослому вздохнула Галатея и сокрушенно покачала головой. – Дурной ты парень, Амос…

– Зато ты очень красивая, – улыбнулся я ей и… изумленно замер, поняв, что я только что сделал вроде как неплохой комплимент и вроде как даже вовремя…

Даже крутым себя ощутил… если бы еще не стремительно подкатывающее желание согнуться в рвотном позыве…

Не сразу придя в себя от моих внезапных слов, Галатея не спешила показываться из-под прилавка, а когда наконец поднялась – опять пылающая от смущения и смотрящая куда угодно, но только не на меня – в ее напряженной руке покачивалась тяжелая продуктовая сумка. Прочная ткань, две ручки, выдерживает влегкую до сорока килограмм, благодаря двойной прошивке и качеству материала служит десятилетия. Все по сурверским канонам.

Выложив на прилавок все имевшиеся деньги, я взял сумку, улыбнулся краем чуть отмершего рта и поковылял на выход, чувствуя спиной взгляд девушки. Вот же я кретин, а…

Ладно. Привычно стыдиться себя буду позднее. А пока надо сосредоточиться на том, чтобы дойти до дома, войти и обязательно закрыть за собой дверь на замок…

Шаг, еще шаг… еще шаг, сурвер… еще шаг…

Кредо сурвера – выжить. Кредо сурвера – быть стойким! А я сурвер!