Въ этой самой статейк г. Юркевичъ говорилъ о необходимости религіознаго элемента въ воспитаніи. „Развивать понятіе долга, чувство собственнаго достоинства и пр.“, — говорилъ онъ, — „еще недостаточно; въ жизни человческой должны существовать другіе, боле мотивы,т. е. религія“. Собственныхъ словъ не помню. Поэтъ-обличитель почему-то не сообразилъ, что дло идетъ о религіи; ему показалось, что подъ энергическимъ мотивомъ можетъ подразумваться одна розга (живое и тонкое воображеніе!). Подъ наитіемъ счастливой догадки онъ тотчасъ написалъ стихотвореніе и потомъ пошелъ звонить каждый мсяцъ о розголюбіи г. Юркевича. Вотъ и дозвонился до того, что его слова, попали въ диспутъ г. Спасовича.
Такихъ случаевъ можно бы у насъ не мало насчитать.
Междоусобіе
Между «Современникомъ» и «Русскимъ Словомъ» съ начала ныншняго года началась полемика, и общаетъ быть очень жаркою.
До сихъ поръ отношенія этихъ двухъ журналовъ были таковы, что «Русское Слово» постоянно выражало свое одномысліе съ «Современникомъ» и свое уваженіе въ «Современнику»; «Современникъ» же, извстный строгостію своихъ сужденій, постоянно молчалъ о «Русскомъ Слов», что и служило для сего послдняго знакомъ великой милости. И такъ, начинающуюся перепалку по всей справедливости слдуетъ признать междоусобною битвою.
Признаться, я вовсе не хотлъ было заносить этого факта въ свои замтки и заношу его только потому, что для многихъ читателей онъ покажется весьма немаловажнымъ. Я же увренъ, что они въ этомъ случа сильно ошибаются.
Усобица эта происходитъ въ той области, которая давно уже отличается полнйшимъ безплодіемъ, давно застыла въ неподвижныя формы и живетъ однимъ повтореніемъ и пережевываніемъ давно сказанныхъ рчей. Тутъ невозможно ожидать какого нибудь оживленія; сколько бы ни было шуму и движенія въ начинающейся перепалк, все это только мнимое и видимое.
Дло началось изъ за г. Щедрина. Въ первой книжк «Современника» онъ немножко подсмялся надъ нигилистами. «Русское слово» теперь укоряетъ его въ измн своему знамени. Мы не станемъ и пускаться въ разборъ этихъ препираній.
Гораздо важне дло взялъ себ г. Писаревъ. Сверхъ укоровъ въ измн, онъ занялся критическою оцнкою произведеній г. Щедрина и постарался опредлить достоинство и характеръ его юмора. Нкоторыя замчанія его въ этомъ отношеніи очень мтки и остроумны. Критикъ доказываетъ, что смхъ г. Щедрина есть смхъ легкій и невинный.
«Описываются глуповскія губернскія власти: „Въ то счастливое время, когда я процвталъ въ Глупов, губернаторъ тамъ былъ плшивый, вице-губернаторъ плшивый, прокуроръ плшивый. У управляющаго палатой государственныхъ имуществъ хотя и были цлы волосы, но такая была странная физіономія, что съ перваго и даже съ послдняго взгляда онъ казался плшивымъ. Соберется бывало губернскій синклитъ этотъ, да учнетъ о судьбахъ глуповскихъ толковать — даже мухи умрутъ отъ рчей ихъ, таково оно тошно!“.. Здсь сатирикъ нашъ, очевидно, находится въ своей истинной сфер; здсь онъ опять состязается въ остроуміи и невинности съ Сыномъ Отечества» и опять одерживаетъ блистательную побду надъ своимъ опаснйшимъ конкуррентомъ. Вс плшивые! Ахъ забавникъ! А управляющій палатой кажется плшивымъ — каково? а учнетъ толковать, мухи, и таково оно тошно! Ну можно ли въ двухъ строкахъ собрать столько аттической соли?
Другой примръ, приводимый критикомъ:
«Изображается сцена, характеризующая коренные обычаи Глупова: „Въ это хорошее старое время, когда собирались гд либо хорошіе“ люди, не въ рдкость было услышать слдующаго рода разговоръ:
— А ты зачмъ на меня, подлецъ, такъ смотришь? — говорилъ одинъ хорошій» человкъ другому.
— Помилуйте… — отвчаетъ другой «хорошій» человкъ, нравомъ посмирне.
— Я тебя спрашиваю не помилуйте, а зачмъ ты на меня смотришь? — настаивалъ первый «хорошій» человкъ.
— Да помилуйте-съ.
…И бацъ въ рыло!
— Да плюй-же, плюй ему прямо въ лахань (такъ въ просторчіи назывались лица «хорошихъ» людей!), — вмшивался случившійся тутъ, третій «хорошій» человкъ!
И выходило тутъ нчто въ род свтопреставленія, во время котораго глазамъ сражающихся, и вдругъ, и поочередно, представлялись всевозможныя свтила небесныя…
«Вы сметесь, читатель, и я тоже смюсь, потому что нельзя не смяться. Ужь очень большой артистъ г. Щедринъ въ своемъ дл! Ужь такъ онъ уметъ слова подбирать; вдь сцена-то сама по себ вовсе не смшная, а глупая, безобразная и отвратительная; а между тмъ впечатлніе остается у васъ самое легкое и пріятное, потому что вы видите передъ собою только смшныя слова, а не грязные поступки; вы думаете только о затяхъ г. Щедрина и совершенно забываете глуповскіе нравы».
Нсколько дале критикъ говоритъ: