Эти похвальбы и надежды, которыя самъ Кузенъ, конечно, почитаетъ сбывшимися, въ сущности не привели ни къ чему. Кузенъ избжалъ кантовскаго скептицизма, но вмст съ тмъ можно сказать, что онъ вообще избжалъ нмецкой философіи.
Только недавно, какъ мы сказали, пріемы чистой науки и настоящей критики проникаютъ во Францію.
Явленіе этихъ германствующихъ для насъ любопытно по сходству съ нкоторыми явленіями у насъ, но кром, того, оно должно имть на насъ прямое вліяніе. По французски мы читаемъ больше, чмъ по нмецки, при томъ французы и на поприщ науки отличаются большимъ изяществомъ изложенія, слдовательно, будутъ читаться лучше нмцевъ. У Ренана, напримръ, это изящество часто переходитъ даже въ изысканность и нсколько вычурную простоту.
Хроническое и злокачественное недоразунніе
«И у насъ есть свои демократы, т. е. почвенники и славянофилы, любители народности и народа», — говоритъ «Современникъ» (мартъ, 63 стр. Русск. Литер.). Итакъ, кто любитъ народъ, тотъ, по мннію «Современника», демократъ; кто стоитъ за почву, т. е. отвергаетъ все наносное и извн привитое, все вычитанное, а не пережитое, все призрачное, а не прямо вытекающее изъ жизни, все навязанное народу, а не переработанное его историческимъ смысломъ, — тотъ тоже демократъ.
Это словцо «Современника», сказанное, конечно, весьма въ ироническомъ смысл, нисколько не кажется намъ страннымъ. Мы знаемъ, что у почтеннаго журнала и не можетъ быть другихъ понятій. Онъ привыкъ судить обо воемъ по заграничнымъ книжкамъ. Онъ знаетъ, что на Запад есть аристократы и демократы, и совершенно увренъ, что они есть и у насъ, и вотъ уже столько лтъ ищетъ ихъ въ русской жизни съ примрнымъ рвеніемъ. Людямъ, которые столько лтъ увряютъ и его самого, и его адептовъ въ томъ, что нтъ у насъ на Руси никакихъ атій, онъ не вритъ. Подите, говоритъ, а Монморанси, а Роганы, а де-Креки — знаемъ мы васъ… и съ изумительною отвагою и азартомъ продолжаетъ онъ давно начатую борьбу съ Роганами и де-Креки.
Но, толкуютъ ему, у насъ нтъ того сословнаго антагонизма, который существуетъ на Запад. Тамъ были завоеватели и завоеванные, побдители и побжденные. У насъ ничего этого, слава Богу, не было, а теперь, съ упраздненіемъ крпостнаго права, уничтожились и послдніе слды всякаго антагонизма. Наше настоящее земство не исключаетъ изъ среды своей и высшіе власы. Какая же тутъ демократія въ томъ смысл, какой обыкновенно придается этому слову?
Тотъ же «Современникъ», въ той же книг своей говоритъ:
«Вс совершавшіяся досел реформы, начиная съ самой главной изъ нихъ, крестьянской, должны имть своимъ послдствіемъ возможность уравненія правъ разныхъ сословій, черезъ сглаженіе привилегированностей, необусловливаемыхъ прямо необходимостію дла и справедливостію… Мы видимъ, что къ участію въ длахъ земства призываются вс представители опредленнаго закономъ имущества въ государств, безъ различія сословій — безотносительно не только къ сословному различію, но даже къ способу владнія имуществомъ». (Внутр. Обозр., 117 стр.).
Ну можетъ ли посл этого быть у насъ демократія, или другая какая нибудь атія? Конечно, иностранцы смотрятъ на насъ иначе. Но иностранцы мряютъ насъ на свой аршинъ: имъ многое непонятно въ нашей жизни, точно такъ какъ нашимъ доморощенымъ иностранцамъ непонятно то, что у насъ нтъ и не можетъ быть тхъ явленій, которыя существуютъ на Запад. Мы часто сами извращаемъ смыслъ нашихъ коренныхъ явленій, называя ихъ иностранными кличками. Не понимая сущности дла, мы наше царелюбивое земство называемъ демократическимъ, и тмъ навязываемъ ему разныя антагонизмы, которыхъ въ немъ вовсе нтъ и не будетъ. Въ самомъ дл, разв все наше земство, вся наша почва, если уже вамъ такъ нравится это слово, не благоговетъ передъ своимъ великодушнымъ царемъ? Разв явленія, которыя воочію совершались и совершаются округъ насъ, не могли еще убдить, что ни демократіи, ни демократовъ у васъ нтъ и не было, кром, пожалуй, той небольшой кучки людей, которая мыслитъ но чужимъ книжкамъ! Но это «воздушныя явленія». О нихъ смотри ниже.
Другой примръ того же злокачественнаго и, кажется, едва ли излчимаго недоразумнія, которымъ страдаетъ «Современникъ», представилъ намъ недавно г. Лонгиновъ. О г. Скарятин мы уже и не говоримъ; такъ громко говоритъ за себя каждая его строка. Но г. Лонгиновъ, тотъ самый г. Михаилъ Лонгиновъ, который прилежнйшимъ образомъ слдитъ за литературою и знакомъ со всми ея былыми тайнами, вотъ какъ онъ толкуетъ о нкоторыхъ ея современныхъ настроеніяхъ. («Моск. Вд.», № 81).
«У насъ все толкуютъ объ уваженіи и любви къ народу. Но какъ понимаютъ эти слова?»
И вотъ противъ чего вооружается почтенный авторъ: