«Подъ уваженіемъ къ народу разумть исключительно уваженіе въ простонародью, это есть вреднйшее и нелпйшее изъ самообольщеній. Масса везд груба и невжественна; признаніемъ этимъ почти никто нигд не оскорбляется, кром какъ у насъ, гд теперь это просто „не въ мод“. Уважать же грубость и невжество, отвлекая ихъ отъ другихъ лучшихъ общественныхъ элементовъ, только потому, что они преимущественная принадлежность массы, въ которой чудятся кому-то какія-то фантастическія первобытныя добродтели — выше силъ просвщеннаго и непредубжденнаго человка».
«Съ другой стороны, исторія учитъ насъ, куда ведутъ лесть простонародью, превознесеніе его словами: „grand peuple“, „Peuple vertueux“ и т. п., чрезъ что оно убждается, что остальные члены общества исключаются изъ среды народа и составляютъ враговъ его. Лесть блузникамъ или зипунникамъ не лучше лести сильнымъ міра сего. Искренніе и неискренніе льстецы блузъ бывали причиною великихъ бдъ, происходящихъ въ минуту общаго одуренія».
«Неужели же человчество обречено на повсемстное и періодическое повтореніе однихъ и тхъ же дурачествъ, ведущихъ къ однимъ и тмъ же горестнымъ результатамъ, и вчно придется повторять слова поэта:
А quoi servent, grand Dieu! les tableaux que l'histoire
D'eroule и пр.».
Да гд мы? Въ Москв, или дйствительно во Франціи? Не говоритъ ли съ нами какой нибудь Роганъ, Монморанси или де-Креки?
Въ самомъ дл, какое странное смшеніе двухъ народовъ и двухъ исторій, и какое глубокое непониманіе и той и другой!
«Лесть блузникамъ», «peuple vertueux» и вс подобныя вещи у насъ просто невозможны. Народъ убждается, говоритъ г. Лонгиновъ, въ томъ-то и томъ-то. Странное дло! Не видли мы что-то до сихъ поръ, чтобы въ нашъ народъ проникали убжденія изъ другихъ высшихъ классовъ. Въ томъ-то все и дло, что нравственный строй народа недоступенъ для нашего дйствія, да какъ видно недоступенъ и для пониманія многихъ. Въ томъ-то и все дло, что нельзя судить о нашемъ народ по французскимъ книжкамъ, что нужно, отказаться отъ всякихъ попытокъ возбуждать или передлывать его на французскій, на англійскій и на всякій другой ладъ, что нужно уважать его внутреннюю, духовную жизнь, нужно учиться понимать ее.
Вотъ въ чемъ состоитъ уваженіе и любовь къ на роду, а вовсе не въ лести и не во фразахъ.
Эпоха, 1864, апрль
О томъ, какъ «слезы спятъ въ равнин»
Объ этомъ мы читаемъ въ трогательномъ стихотвореніи, которое напечатано во 2 No «Современника», за подписью Ив. Г. М.
Весьма любопытный образчикъ нашей современной поэзіи. Эта поэзія, какъ извстно, отличается не столько изяществомъ, сколько благородствомъ чувства. Весьма мтко говоритъ поэтъ, что у него нтъ силъ разстаться съ грустью: такъ мила ему эта грусть, такъ она его гретъ и вдохновляетъ! Слезы гражданина замняютъ теперь луну, дву, мечту прежнихъ поэтовъ. Что они спятъ въ равнин — это составляетъ одну изъ самыхъ милыхъ фантазій.
Новые нмецкіе философы
Случайно попалась мн книжка одного изъ новыхъ нмецкихъ философовъ по имени Лёвенталя. Тоненькая брошюрка въ 36 печатныхъ страницъ, третье изданіе, 1861 года (были потомъ и еще изданія), подъ громкимъ заглавіемъ «System des Naturalismus». Прибавить нужно, что имя автора я слышалъ нсколько разъ какъ что-то значительное.
Оказалось, что это родъ какой-то натурфилософіи; а какого свойства эта натурфилософія, сейчасъ видно изъ слдующихъ словъ предисловія: