Скользя по компосту из журналов под ногами, мы прошли оставшиеся несколько футов до кухни, протиснувшись через узкий отрезок коридора, где расположился вертикально приставленный к стене матрас с надетой на него старой простыней. Когда я проходила мимо него, мне на голову упала связка пыльных подушек, заставив нас обоих закашляться.
– Пора надеть маски, – сказала я, натягивая свою.
Нам мало что было видно, кроме теней во мраке за открытой дверью кухни. Но мы чувствовали запах.
Едкий зловонный запах гнили, плесени и разложения окутывал нас, словно облако ядовитого газа. Он был омерзительным и густым – таким концентрированным, что его почти можно было потрогать. У меня запершило в горле, желудок перевернулся, а глаза заслезились. Стоящий рядом со мной Джей прижал тыльную сторону ладони ко рту, скрытому за маской, сдерживая приступ тошноты.
О да, еще хуже.
– Выключатель где-то тут, – я протянула руку к дверному проему.
Как только свет включился, Джей выругался. «Ну, наконец-то, – подумала я, – теперь я увижу всю глубину его отвращения». А потом я увидела, что его реакцию вызывало не содержимое комнаты. Его взволнованный взгляд был прикован к открытым проводам и свисающей металлической пластинке выключателя.
– Черт, Пейтон, эти провода под напряжением – тебя могло ударить током!
– Я в порядке.
Я была в каком угодно состоянии, только не в порядке. Мы были окружены болотом мусорных пакетов: черных с мусором и прозрачных с пустыми бутылками из-под воды и банками из-под газировки.
Джей поднял глаза к провисшему потолку, водяное пятно на котором было похоже на гигантскую бурую моль, а потом опустил взгляд к полу, покрытому трехфутовой мульчей из гнили и трухи – ошметков мусора, так и не добравшегося до мусорной корзины. Здесь были старые коробки из-под пиццы; подложки из-под сыра и крекеров с заплесневевшими крошками еды; открытая, наполовину съеденная банка арахисового масла; пустые коробки из-под печенья и яиц; полуокаменевшие яблоки, пожухлые и сморщившиеся; остатки торта, покрытые жутким декором из зелено-голубого пуха. Под илом из мусора, огибая некоторые кучки, извивался садовый шланг, покрытый ржавчиной, и все поверхности были усеяны мелкими черными точками экскрементов.
– Весь этот дом – смертельная ловушка. Одна искра, и все загорится, – сказал Джей.
– Будет ли это так уж ужасно – если весь дом сгорит дотла?
– Не шути так, – ответил он, хотя я была более чем серьезна. – Здесь небезопасно жить. Вы можете сгореть здесь или быть похороненными заживо.
Похороненными заживо? Плавали – знаем, тут где-то лежат поеденные молью футболки, которые могут подтвердить.
Хотя он был прав насчет возможного пожара. Везде была бумага: обувные коробки, наполненные квитанциями, письмами, счетами, налоговыми документами и гарантийными книжками вперемешку с каталогами товаров, листовками, почтовой рекламой и кассовыми чеками.
Джей перекарабкался через ржавую раскладную сушилку для белья и поднял верхний рисунок с кипы моих художеств времен начальной школы, сваленной на ближайшем столе. Он улыбнулся и протянул ее мне.
Это был рисунок в рамке из макарон, подписанный как «Моя семья. Пейтон Лэйн, второй класс». Рядом с домом с красной крышей, в обязательном порядке окруженном цветами, под желтым солнцем стояла семья из человечков-палочек – все со счастливыми лицами и растопыренными пальцами, – а рядом сидела усатая кошка. Мама с папой держались за руки, а я держала в руках улыбающийся голубой сверток, хотя к тому времени, как я это нарисовала, папа уже ушел, а Итан умер несколько лет назад. И у нас никогда не было кошки, слава богу, иначе ее высохший труп уже давно лежал бы под шестью футами дерьма в этой комнате.
Я кинула рисунок на кухонный стол, который уже был загроможден грязной посудой, пустыми бутылками из-под соусов, двумя компьютерными клавиатурами, узлом проволочных вешалок-плечиков, опутывающих соковыжималку, и ажурной птичьей клеткой. Комнатных птичек у нас тоже никогда не было.
Я заметила, что Джей разглядывает холодильник, и быстро сказала:
– Слушай, не знаю, как ты, а мне надо выйти на улицу и подышать свежим воздухом. Осмотрись тут по-быстрому, чтоб можно было честно сказать, что ты заслужил свою медаль славы за героический подвиг и наивысшее проявление чувства долга, а потом давай выбираться отсюда.
Я не хотела даже думать о том, какие гниющие остатки могли быть захоронены внутри холодильника – он не работал уже долгие годы.