Читаем Заяц над бездной полностью

Барон медленно поднялся из-за стола, выпрямился. Он пританцовывал – мелодийка одолела его падкую до соблазнов душу окончательно. Лаутар примостился к Барону так, как это умеют делать только музыканты из кришмы – влез своей скрипкой, втиснулся, к самому плечу, к самому уху, к самому сердцу.

- С ним придут сваты, это будут очень серьезные люди, ай, серьезные люди, Лаутар. Ты таких никогда не видел. Такие люди не ходят в кришму слушать твою скрипку, нет, нет, ай, нет, нет, нет. Такие люди не позволили бы тебе играть даже для их собак. Для таких людей – знаешь, кто играет? А? Знаешь кто, бродяга?

Барон ласково приобнял Лаутара, с жалостью заглянул ему в лицо.

- Для них играют люди в черных фраках, а они сидят и слушают, и даже не пьют, и смотрят на всех в золотые бинокли. Это культурные люди, Лаутар. – Барон покачал головой. - А ты скрипач, Лаутар, и от тебя пахнет брынзой и лошадями, - Барон оттолкнул Лаутара, - ты полукровка, Лаутар, – а Лаутар кивал головой, весело соглашаясь со всем самым оскорбительным, что только скажет о нем Барон, и прибавлял, прибавлял огня в чумную мелодийку, - Ты сам не знаешь, кто ты, - настаивал Барон, - и соглашался, улыбаясь, Лаутар, - Цыган? Румын? Молдаван? Кто ты? И ты хочешь забрать мою дочь! Но так не делаются такие дела, Лаутар. Разве ты пришел как серьезный человек? Разве я не серьезный человек? Разве я не самый важный цыган до самого Измаила?

Барон быстро набрал обороты, стал краснее лицом. Скрипка Лаутара прочертила последний круг мелодии и стихла.

- Домнуле Барон, к вам массажист, - снова возник громадный цыган Малай.

- А? - часто дыша, Барон кивнул головой. – Пусть войдет. О, если бы ко мне пришел человек, который создан для моей дочери! - устало подвел итог Барон. - Я узнал бы его сразу!

Появился массажист – это был азиатского вида маленький вежливый человек.

- Пойдем, - сказал ему Барон, и увлек массажиста и Лаутара за собой, куда-то за дом.

- Кто уважает сейчас наши обычаи? – продолжил Барон, подведя Лаутара к дверям святая святых – своей конюшни.

Цыган Малай, надув щеки, отворял тяжелые кованые ворота.

- Никто! – продолжил с грустью Барон, - А он приедет к дому невесты на коне! Это будет черный конь, настоящий конь, красивый как море! – Барон разулыбался, и было от чего.

Из конюшни навстречу Барону подался, и зафыркал, заржал, и чуть не выпрыгнул вместе со стойлом от скрытой в нем дьявольской прыти черный жеребец, с тонкими ногами и черно-фиолетовыми выпуклыми глазами.

- И я сказал бы такому человеку – да, ром, вижу, ты серьезный человек… - закончил Барон, с восхищением глядя на жеребца, и жестом позволил массажисту приблизиться к черному сокровищу.

Массажист сейчас же деловито намазал руки кремом, и принялся ласково массировать коню черную лоснящуюся шею.

- Лаутар, ты меня знаешь… - продолжил Барон, не в силах оторвать глаз от своего любимца.

Речь Барона прервал громкий звук – это хлопнула калитка ворот.

Барон с усмешкой посмотрел вслед Лаутару.

А еще через минуту Барон уже сидел за столом, напевал себе под нос мелодийку Лаутара, а четыре цыганки без возраста и совести суетились вокруг него, самого важного - до самого Измаила - цыгана.

…Семена Кузьмича Гроссу выносил на руках из зала дегустаций Криковских подвалов водитель Нику. Эта картина стороннему наблюдателю могла показаться странной – Нику, вспотевший от тяжести, бережно несет на руках кудрявого Семена Гроссу, в дым пьяного, похожего на огромного толстого ангела, с мутными веселыми голубыми глазами, беззащитно глядящими по сторонам и словно просящими не причинить ему, ангелу, никакого вреда. Несколько портил ангельский вид значок депутата Верховного Совета СССР на пиджаке. Но не сильно.

Работники Криковских подвалов провожали Семена Кузьмича. Один из них предусмотрительно открыл дверь машины, другой – заботливо положил внутрь машины туфли Семена Кузьмича, которые он обычно снимал, когда пил вино - потому что танцевал. Такое было у Семена Кузьмича свойство – человек он был зажигательный.

Первое лицо в республике положили на заднее сиденье, работники подвалов трогательно помахали вслед Семену Кузьмичу рукой.

Семен Кузьмич их не видел.

Машина Семена Кузьмича вынырнула из люка посредине поля, устланного полыхающими на зеленом, алыми маками.

Оказавшись в машине, Семен Кузьмич закрыл пьяные ангельские глаза и начал бредить.

Он пил запойно, сколько себя помнил. В последнее время в его запоях появились новые тенденции, наметилось сближение с декадансом. Семен Кузьмич стал грустить, иногда плакать, порой в голос. И всегда такие состояния безграничной и беспричинной, как казалось его коллегам по ЦК Компартии Молдавии, скорби сопровождались одним и тем же бредовым видением.

Видение первого секретаря ЦК КПМ Семена Кузьмича Гроссу

Семену Кузьмичу казалось, что он едет по дороге на чудесной бричке, запряженной двумя белыми конями, а сам Семен Кузьмич молод, и одет в богато вышитую народную рубаху, а на голове шапка из тонко выделанной овечьей шкуры – кушма, а талия у Семена Кузьмича - узкая, как у шмеля, и перетянута красной атласной материей.

Перейти на страницу:

Похожие книги