Загон

— Вы что-то знаете?

Негр мялся и я подумал, что он набивает себе цену. Ткнув Жана локтем в бок, я прошептал ему на ухо:

— Спроси, сколько он хочет?

Но Жан только отмахнулся.

— Это плохая история… — наконец произнес конголезец. — Я помню вас, месье, я и тогда торговал на том же месте…

— Расскажи нам, — попросил Жан и вытащил монетку в один доллар.

Глаза конголезца загорелись, но тут же потухли. Он уставился в пыльную землю, рисуя разбитым штиблетом какие-то узоры на песке, и что-то судорожно соображал. Видно было, что он сильно колеблется.

Так прошло какое-то мгновение, и Жан снова залез в карман и достал вторую монетку.

— Ну, же! Решайтесь!

— А что вас интересует? — все еще нерешительно спросил чернокожий.

— Все, что ты знаешь об этом происшествии. И о старике.

— Я знаю совсем немного. Только то, что на рынке тайком болтали об этом. Это нечистый случай. Вам не надо этого…

— Послушай, — Жан подошел к нему, раскрыл его ладонь и положил в нее две монетки, — ты можешь помочь нам, а это очень важно. Если поможешь, получишь еще двадцатку. Как тебя зовут?

— Лоран, — ответил тот, и спрятал монетки в карман. Он все еще переминался с ноги на ногу, но, видимо, решился: — Его убили майомберо, — шепот его был еле слышен.

— Кто? — то ли не расслышал, то ли не понял Жан.

— Майомберо… Злые существа… Чрезвычайно жестокие… Духи…

— Так, — повернувшись ко мне и перейдя на русский, сказал мне мой друг, — ну вот, кажется, добрались. Старика, видишь ли, убили злые духи. Нам же именно это и надо?

Я пожал плечами:

— Ну и что, что духи? У этих дикарей все, что не делается, творенье духов: дождь, гроза, затмение, все сплошные духи. Нам-то это как поможет?

Жан снова повернулся к Лорану.

— Лоран, помоги нам, это очень важно.

Конголезец воровски обернулся, удостоверился, что за нами никто не наблюдает, и тихим шепотом сообщил:

— Говорили, что это было возмездие бокора, но ничего больше я не знаю. Может быть, один человек смог бы сказать вам больше.

— Кто этот человек?

— А вот за это, — прищурил глаз Лоран, — сначала заплатите!

— Экий же ты, нахалюга, — возмутился Жан, но все же полез в карман и извлек пять долларов. — Держи, можешь получить и еще, но только за стоящую информацию.

— Нужный вам человек живет в районе МаКампань, — Быстро упрятав деньги в карман рваных штанов, полушепотом произнес конголезец. — Но я не могу сейчас говорить, где именно. Для этого мне нужно спросить разрешение.

— Почему ты думаешь, что он сможет помочь?

— Это очень уважаемый человек. Ему больше ста лет и он много знает. Он говорил о том старике.

— Ну, так узнай, можем ли мы с ним встретиться.

Лоран помотал головой, закатил глаза, запыхтел, и… Жану пришлось раскошелиться еще на один доллар.

— Хорошо, — быстро сунув деньги в другой карман штанов, согласился негр, — приходите завтра сюда же, часов в десять утра.

И что оставалось делать?

Нищий оракул

Нет смысла подробно описывать вторую половину этого дня. Ничего такого примечательного больше не случилось. Нас не ограбили, не прибили, особенно даже не приставали, хотя у меня и было стойкое ощущение, что в затылки наши кто-то смотрит внимательно и неотрывно. Кто и зачем, — это вопрос не из простых, но ощущение зоркого глаза, буквально сверлящего затылок, не исчезало ни на минуту. Мы вернулись в гостиницу, поужинали. Очень хотелось позвонить в Москву, узнать, как там дела, но, сколько бы я ни набирал номер по гостиничному аппарату, ничего не получалось, то ли связь была никудышной, то ли местные телефоны были к тому не приспособлены. А душа болела за Татьяну, хотелось знать, как там Катюшка, что с Диной, как дела в офисе. Увы, поделать ничего было нельзя.

Спать мы завалились рано. Хорошо, хоть кровать была довольно широкой и мы с Жаном могли пристроиться на ней, не мешая друг другу. Правда, чувствовали мы все равно себя немного неловко. Поэтому, пожелав друг другу «спокойной ночи», мы, повернувшись каждый в свою сторону, постарались как можно скорее уснуть. Моему французскому другу это удалось гораздо лучше, чем мне, он спал, а я все лежал, прокручивая в голове грустные мысли, и сон никак не шел. Я думал о кукле, по-прежнему покоящейся в моей сумке, и казалось мне странным, что она как-то вдруг затихла и перестала действовать. В Москве она не давала мне ни минуты покоя своими кознями, здесь же, как это ни странно, она затаилась. Почему? Почувствовала родную землю? Глупости! Близость хозяина-изготовителя? Ерунда! Ох, сдается мне, что это затишье перед бурей! Да еще перед какой! Нужно поторопиться, пока еще не поздно! С такими мыслями я и уснул.