Загон

Когда, наконец-то, мы оказались поблизости от заветной двери, Лоран остановился и ткнул рукой.

— Здесь!

Вслед за единственным брошенным словом он протянул раскрытую ладонь, в которую Жан вложил сложенную купюру в двадцать долларов. Бешеные, должен заметить, по конголезским меркам деньги. Ладонь сжалась, и зеленая бумажка мгновенно исчезла в кармане штанов нашего знакомого.

— Его зовут Старик Самбе. — Неожиданное денежное богатство видно здорово повлияло на Лорана, раз он выдал еще один обрывок информации. — Но я вам ничего не говорил, — спохватившись, добавил он, и не успели мы ничего сказать, как его будто сдуло ветром. Мы несколько секунд постояли под дверью, приходя в себя и восстанавливая дыхание, затем постучали и вошли.

Это была бедная лачуга, с земляным полом, без каких бы то ни было перегородок, было грязно и вонюче, впрочем, к этой последней детали я начал уже привыкать, это ж была визитная карточка всего Конго. Посреди комнаты, у стола на ободранном плетеном кресле восседал древний старик, черный и очень сморщенный, с совершенно белыми, редкими волосами, вьющимися прядями спадавшими ему на плечи. Когда мы вошли, глаза его были закрыты, и казалось, что он спал глубоким сном. Невысокого роста женщина стояла за тем же столом и что-то толкла в ступе. Бросалась в глаза ее крайняя худоба, да была она к тому же еще и калекой, когда-то и где-то потерявшей левую руку. На полу лежали две грязные циновки, да в углу высилось некое подобие стеллажа, заставленного всевозможными банками с какими-то травами. Вот и вся обстановка. Негритянка даже не оторвала глаз от ступы и продолжала заниматься своим делом. Жан кашлянул, я неловко переминался с ноги на ногу и помалкивал, впрочем, как и все остальные. Внезапно старик открыл свои глаза и обратил взор прямо на нас, и тогда мы увидели, что глаза его столь же белы, как и волосы: старец был абсолютно слеп.

— Я знал, что вы придете, — необычайно ясным голосом сказал он по-французски.

— Простите? — удивился Гебауэр. — Вы нас ждали?

— Мне было видение. Майомберо вели вас…

Когда он говорил, лицо его было похоже на маску, казалось, что на нем не двинулся ни один мускул, никакой мимикой не сопровождались его слова, и только незрячие глаза пугали своей отрешенностью.

— Майомберо? Да, мы где-то уже слышали про них, — протянул Жан.

— Еще бы! — губы старика изогнулись в подобие улыбки. — Они давно окружают вас и правят вашей жизнью.

Жан побледнел и перевел мне услышанное.

Мне стало не по себе от этих слов, калейдоскоп мыслей молнией сверкнул в голове и все разом исчезло, а тем временем старик продолжал:

— Теперь я умру. Времени мало. Что вы хотите?

— Что значит теперь? — изумился француз.

— Майомберо пришли за моей душой. Настал мой час. Спешите.

— Опять эти майомберо, — шепотом сказал мне Жан.

— Видите ли, — теперь уже обращаясь к старцу, начал Жан, — нам сказали, что вам что-то известно о смерти одного старика…

— За всю свою жизнь я видел смерть не одного старика… — задумчиво произнес он, глубоко вздохнул и снова застыл неподвижно.

— Нас интересует человек, которого сбила машина полгода тому назад у старого рынка в Кингасани.

— Ну конечно… И почему он интересует вас?

— Перед смертью он отдал нам одну вещь.

По лицу старца как будто пробежала тень.

— Догадываюсь какую…

Жан на секунду заколебался и уточнил:

— Куклу…

Повисшую тишину нарушало лишь постукивание толкушки в ступке, маленькая женщина продолжала заниматься своим делом, не обращая на нас никакого внимания.

— Где эта кукла? — наконец спросил старик.

— У нас, — ответил Жан, — но нам не терпится с ней расстаться.

Старик опять немного помолчал и продолжил:

— Расстаться с ней невозможно, и я бы не советовал вам это делать…

— Почему? — удивился француз. — Пожалуйста, если вы что-то знаете, расскажите нам… Она и так уже принесла нам слишком много хлопот.

— Это не хлопоты! Это беды сопутствующие, а ваши еще впереди. — Старик выдержал паузу и продолжил, — старого Эволо я знал, хороший был человек. Но жребий пал на его семью… Он ничего не смог с этим поделать, жребий превыше всего. Бокор забрал душу его единственного сына, и поместил ее в куклу…

Жан переводил мне слова старца, но на этом месте его передернуло. Он посмотрел на меня, я на него, и было понятно, что страх уже переполнил наши души.

Меж тем старик продолжал:

— Не в силах Эволо было освободить душу, но от горя он потерял голову! Он выкрал куклу, а даже ребенок знает, что кукол Вуду красть нельзя! Смерть настигает вора очень быстро. А Эволо надеялся на что-то… Может, он что-то знал… Сказал ли он вам что-либо перед смертью?

— Только слово «Петро». Все.

— Да, — покачал головой старик, — Петро. Все правильно. Смертельное проклятье. — Он снова немного помолчал, затем сказал, — я не знаю, как лишить силы куклу, это знает лишь тот, кто ее изготовил. Могущественный бокор. Но он никогда вам этого не скажет, даже если когда-нибудь вы и найдете его.

— Господи! — воскликнул Жан, — Что же нам делать? Как нам избавиться от нее?

— Как я понимаю, с момента смерти Эволо кукла находится у вас?