Загон

Район Кингасани после центра Киншасы показался мне настоящим гадючником. Убогого вида одноэтажные строения, страшно обшарпанные и грязные, горы мусора повсюду, несравненная, даже по конголезским меркам, вонь. И громадный рынок. Толпы людей, снующих, орущих, черных, как один. Кажется, единственными белыми были здесь мы, и, естественно, наши особы опять стали мишенью для приставания. Кто только к нам не обращался! Иные вежливо, со словами «Мунделли», другие дергали за брюки и футболки, более наглые хватали за руки. Наученные горьким опытом накануне, я спрятал все деньги в «напузник», как называла его моя дочь, который пристегнул себе на пояс и прикрыл сверху футболкой. Полагаю, что и Жан разместил свои сбережения и документы в не менее надежном месте. И все же мы были начеку, зорко посматривали во все стороны, обходили самых подозрительных типов, а, к сожалению, таковых в толпе было большинство. В нас беспрестанно тыкали пальцами, нам свистели вслед, кидались всякой дрянью, если мы не обращали на них внимания, одним словом, это был пестрый ад, в котором меж тем, Жан искал «свое место», то есть то самое место, где старик вручил ему куклу. Сделать это было не просто, ибо дома все были похожи один на другой, а рынок представлял собой централизованную помойку. Наконец, после того, как мы несколько раз обошли всю торговую площадь вокруг, вымотались несказанно и уже готовы были бросить эту затею, Жан остановился.

— Кажется, это здесь!

Место, прямо скажем, было гиблым. Вообще, мне показалось, что в таких местах даже и убийство должно было быть делом обыденным, и как мы в этой толчее до сих пор еще оставались живыми, было большой загадкой. Мы постояли, оглядываясь вокруг. С одной стороны тут располагались рыночные прилавки, заваленные бататом, травами фуфу, понду, ориоко и прочей местной культурой, в глаза бросалось невиданное изобилие фруктов, — манго, ананасы, бананы, папайя. На другой стороне дороги стояли одноэтажные ветхие хибары, а недалеко от нас нечто вроде уличного кафе, где посетители сидели на скособоченных ящиках за неким подобием столов, и расторопный негр ловко орудовал над жаровней, продавая жареные тушки непонятно чего.

— Агути, — пояснил мне Жан, и на мой вопросительный взгляд, добавил, — разновидность местных крыс, сородичи тех, которых ты вчера видел в городе.

Я присмотрелся повнимательнее, и в самом деле снова это жуткое зрелище. При виде того, как небольшая группа едоков жадно поглощала эти яства, и по их подбородкам обильно стекал жир, к моему горлу подкатил тугой комок, и даже закружилась голова. Я отвернулся и, как оказалось совершенно напрасно. Рядом, за ближайшим «прилавком», голый по пояс африканец в огромных чанах жарил всевозможных насекомых: гусениц, сверчков, каких-то личинок и термитов. Ему помогала худенькая негритянка, то ли его супруга, то ли еще кто. Амбре от всей этой «кулинарии» стояло нестерпимое, чудовищное, и я нетерпеливо потянул Жана подальше от столь экзотического места, но тот уходить как-то не спешил.

— Погоди, — сказал он, вырывая свою руку, — куда ты? Нам именно сюда. Здесь в прошлый раз все и случилось. Я помню этих торговцев. Ну, то есть, может и не конкретно этих, но то, что здесь жарили крыс, — так это уж точно!

— Ладно, — я попытался взять себя в руки. — Пусть это случилось здесь, но теперь-то что будем делать?

— Думаю, нам нужно задобрить торгашей, что-нибудь заказать и попытаться их разговорить.

При мысли о том, что мне придется есть крыс или вот этих насекомых мне стало совсем худо, и я почувствовал, как покрываюсь холодным, липким потом, а в животе тревожно заурчало.

— Жан, — взмолился я, — я не смогу здесь съесть ни-че-го! Это я точно знаю, в ином случае меня стошнит прямо здесь, и это, как ты сам понимаешь, не прибавит нам нужной популярности.

— Значит, есть буду я, — решительно заявил Жан и направился прямиком к жаровне с крысами. Я, внутренне содрогаясь, побрел за ним.

— Бонжур! — обратился Жан к торговцу.

Тот оживился и широко улыбнувшись, спросил: — Проголодались? Две порции или больше?

— Одну, пожалуйста, мой друг на строгой диете.

В мгновение ока аппетитно поджаренная тушка оказалась на пальмовом листе. Затем, услужливый продавец, протянул Жану куриное яйцо.

— Нет, — покачал головой мой друг, — спасибо, не нужно. У меня есть. — И с этими словами он вытянул из своего рюкзака бутылку воды.

Продавец что-то затараторил на французском, Жан что-то ему отвечал, и мне даже показалось, что у них наладился контакт, но как выяснилось, тот просто-напросто хотел-таки всучить Жану это яйцо. Через некоторое время Жан все же согласился и взял чертово яйцо, иначе, как мне показалось, продавец шуганул бы нас отсюда обоих. Мы присели на ломаные ящики близ прилавка и Жан, что-то прошептав, должно быть краткую молитву, впился зубами в вонючую, скользкую тушку. Торговец внимательно следил за ним, в силу чего Жан жевал и улыбался, всеми силами демонстрирую негру насколько вкусно приготовленное им блюдо.

— Ну, и как? — поинтересовался я, — вкусно?