— Значит, так, Павел, — твёрдо сказал пожилой. — На вопросы твои я ответил. Теперь позволь один дельный совет.
— Ну? — Гусев неприязненно прищурился. Давно уже он советы этого человека не принимал близко к сердцу и не следовал им. Но послушать не отказывался. Особенно теперь.
— Бросай ты эту чёртову работу.
— Вот как?
— Да, бросай. Напиши заявление, тебя отпустят без лишних расспросов. А как уволишься, сразу приходи ко мне. Тогда и поговорим.
— Не хочу в Мексику, — сказал Гусев. — И в Африку не хочу. Вообще никуда отсюда драпать не намерен. Сам заварил кашу, сам и отхлебну сколько влезет.
— Идиот, — резюмировал пожилой. Именно резюмировал, подвёл черту под разговором. — Я тебе не предлагаю бежать. Ты просто ненадолго уедешь. Здесь намечается одно дело… Короче говоря, я не хочу, чтобы меня шантажировали. Тобой шантажировали, твоей жизнью, понял? Хочу отнять кое у кого лишний козырь.
— Тем более не уеду! — обрадовался Гусев.
Пожилой с усилием поднялся на ноги.
— Подумай, — сказал он. — Времени тебе неделя. Иначе силой выдворю из страны. Надоело с тобой церемониться. Да… Чуть не забыл. Ты идёшь на Государственную премию. За идею акции «Табак убивает». Сиди гордись. Утопист хренов. Великий идеолог. Господи, это же надо — двадцатилетним сопляком выдумать такую… Просто так, для развлечения, в порядке бреда. А мы, козлы старые…
— Но работает ведь, — напомнил Гусев.
— Лучше бы не работало. Как ты сам-то куришь теперь?
— Я не про табак.
— Гадюка, — вздохнул пожилой. — Откуда в тебе столько яда?
— Оттуда же, откуда у старого козла привычка соваться в файлы двадцатилетнего сопляка, — парировал Гусев. — И выдавать их за разработку несуществующего департамента. Когда сопляку уже тридцать и он обо всём забыл.
— Но сопляком всё равно остался. Вырасти хоть немножко, Павел, — сказал пожилой. — Очень тебя прошу. Сил нет любить этакое чудовище. Выбраковщик…
Он протиснулся между Гусевым и высоким надгробием, с трудом пропихнул себя через калитку и зашагал прочь.
— До свидания, — бросил Гусев ему вслед. Не хотел, но подумал, что так будет лучше. Пусть его по-прежнему считают умным и расчётливым, готовым договариваться и слушаться голоса разума.
Пожилой, не оборачиваясь, махнул рукой. Гусев отвернулся к могиле.
Никаких крестиков и цветочков, никаких слащавых прощальных надписей, вообще ничего лишнего. Два портрета. Мужчина средних лет и мальчик. Даты рождения. Имена.
Леонид Лебедев и Павел Лебедев.
И дата смерти — одна.
Гусев вгляделся в фотографию мальчика и в который раз невольно потрогал кончиками пальцев своё лицо.
Валюшок уже курил на тротуаре. Гусев остановил «двадцать седьмую» и перебрался на правое сиденье. Валюшку он легко уступал возможность порулить. Во-первых, парню очень уж нравилось это занятие и было бы негуманным лишать его столь невинного развлечения. Во-вторых, когда Алексей сидел за рулём, Гусев чувствовал себя комфортно — у них оказалась настолько похожая манера вождения, что на каждый манёвр своего ведомого Гусев только мысленно кивал.
— Ты машину, что, насовсем скоммуниздил? — спросил Валюшок, трогая «двадцать седьмую» с места и уверенно вклиниваясь в поток. — В личную собственность?
— Считай — подарили.
— И кого тебе пришлось для этого убить?
Гусев беззлобно толкнул Валюшка локтем. На душе было муторно, но Алексей умел каким-то образом приводить Гусева в нормальное состояние.
— Помнишь того психа, которого мы выручили?
— Ну, допустим, ты выручил. И не только его. Я думал, если застрелю беднягу, сам потом зарежусь. Слушай, Пэ, как это вообще можно — настоящей пулей стрелять в человека, который ни тебе, ни закону ничего плохого не сделал? Так, сидит придурок, ногами болтает… Тебе приходилось?..
Тут до Валюшка дошло, что это сам Гусев предложил сбить психа выстрелом, и он осёкся. Валюшок легко забывал такие вещи. Наверное, очень не хотел считать людей злыми.
Гусев его замешательства, казалось, не заметил.
— Да я любого клиента провоцирую, чтобы на меня бросился, — сказал он. — Эта формула из «птички» — право оказать сопротивление — специально была придумана. Её основная задача — психологически защитить выбраковщика. Мы же действительно не убийцы, хотя и очень много шутим на этот счёт. Что тоже нас характеризует как относительно нормальных людей.
— М-м… Да, наверное. Так что там про этого самоубийцу?
— Обычная история. Кстати, он всё-таки преступил закон, мы просто не знали. Наркотиков поел слегка. Ну, в общем, его отец позвонил директору Агентства и сказал: того, кто моего сына выручил, — наградить. А потом ещё полчаса распинался о том, как признателен выбраковке и готов её всемерно поддержать в рамках своих полномочий. Коих у него, как у министра внутренних дел, выше крыши. После чего, сам понимаешь, директор вызвал нашего босса и приказал — дать герою всё, что попросит. А босс, недолго думая, пошёл и лично занёс в памятку дежурного: «Гусеву дать ВСЁ!» Я и взял «двадцать седьмую». Она же тебе нравится, верно?
— Ну, в принципе… Вообще-то я на следующей неделе «Порше» беру.
Гусев вытаращил глаза.
— А ты кого застрелил? — спросил он.