Выбраковка

— Ладно, Александр Петрович, — сказал он. — Не стану я вас сегодня травить, пожалею. Что было, то было, ничего уже не изменишь. Тем более того, кто мне правду рассказал, вы ликвидировали. Так что и на мне тоже невинная жертва висит. А сейчас меня интересует другое. Что там с Димкой Беловым приключилось?

— Какой-то дряни твой Димка накушался. Вот и всё. Под капельницей сейчас лежит. Подлечится — на работу выйдет. Я бы его, конечно, на пушечный выстрел к Кремлю не подпустил, да отца жалко.

— Никогда бы не подумал…

— Павел, — перебил Гусева пожилой. — Ты живёшь в реальном мире. А твой дружок Белов видит его только из окна служебной машины с персональным шофёром. Ты знаешь этот мир и даже способен влиять на него. Белов — нет. Более того, он бы никогда не поменялся с тобой местами. Вот и вся история. Это я отдал приказ на выбраковку Белова, когда узнал, что он учудил. Вижу — не удивляешься. Правильно. Ты, разумеется, приказ не выполнил и спас Дмитрию его бесполезную шкуру и бездарную голову. И особой благодарности я к тебе не испытываю. Мы установили эти законы и тоже обязаны им подчиняться.

Гусев достал сигареты и закурил.

— Тогда отпустите своих детей на волю, — сказал он. — Чтобы они не сходили с ума. Из-за отрыва от реальности.

— Поздно уже, Павел. Я-то согласен с тобой. Но поздно. Одному тебе повезло, и то потому, что ты так яростно рвался из нашего круга наружу. Теперь я понимаю, насколько ты был прав. Теперь.

— Я не ваш, и мне не повезло, — огрызнулся Гусев. — Я просто выбрал свой путь.

Пожилой снова повернул голову и попытался заглянуть Гусеву в глаза. Тот отвёл взгляд.

— У меня, кроме тебя, больше никого нет, Паша, — негромко сказал пожилой.

— Меня у вас никогда и не было, Александр Петрович. И никогда не говорите, что обязаны подчиняться тем законам, которые вы установили. А то ведь я могу и вспомнить, где работаю. И провести выбраковку на месте, без всяких заявок и доказательств вины.

— Я не делал этого, Паша. Та катастрофа была полной случайностью. А человек, который якобы раскрыл тебе глаза, всего лишь хотел стравить нас. Он меня ненавидел и тебя ненавидел, потому что ты сын своего отца. Какое-то время я думал, что он сам причастен к катастрофе. Но оказалось — нет. Паша, в том, что произошло, никто не виноват.

— Я не ищу виноватых. Я просто хочу разобраться.

— Ты был мёртв. У тебя не было лица — сплошная рана. Ни одной целой кости. И мы действительно были уверены, что за гибелью Лебедевых кто-то стоял. Тебя необходимо было спрятать, неужели ты не понимаешь? Тем более что о вашей смерти уже прошло официальное сообщение… А потом, когда ситуация прояснилась… Всё равно нужно было что-то с тобой решать. Ты нуждался в опеке. Ты сам не помнишь, наверное, как нуждался.

Гусев закусил губу.

— И знаешь… — пробормотал его пожилой собеседник. — Даже сейчас, дай мне возможность пережить эту историю заново…

— Спасибо, Александр Петрович, за чужую жизнь, — произнёс Гусев патетически. — За чужую физиономию и чужую фамилию. За чужую психологию и чужие манеры тоже спасибо. Хотите, в ножки поклонюсь?

— Ты можешь не верить мне ни в чём, — лицо пожилого страдальчески морщилось, казалось, он сейчас расплачется, — но я всегда любил тебя, как родного сына.

— Откуда вам это знать…

— Если бы у меня были свои дети… И если бы ты не оттолкнул меня так… так… жестоко…

— Жестоко — это моё нормальное состояние, — фыркнул Гусев. — Кстати, о жестокости. Когда начнётся отстрел выбраковщиков?

— Что? — очень естественно удивился пожилой.

— В ближайшее время должна быть запущена программа ликвидации выбраковщиков. Меня интересует — когда именно? И что их ждёт — прямой отстрел или всё-таки пожизненное.

Пожилой внимательно присмотрелся к Гусеву.

— Ты, случаем, не это?.. — спросил он. — Не того?..

— Я пока что трезв и до сих пор нормален.

— М-м… А я уж подумал… Да нет, какой отстрел, ты что… В принципе вопрос АСБ пока что не рассматривался, есть только черновые наработки. Скорее всего отправим всех на пенсию, где-то через год-два.

— Ах, на пенсию… И молодых тоже?

— Каких ещё молодых?

— Которых завербовали совсем недавно. Тысячами завербовали.

— Я ничего об этом не знаю, Паша. Тысячами? Не может быть такого. Откуда у тебя информация?

— Моё дело намекнуть. Ваше дело разобраться. Без лишнего шума, как это у вас замечательно получается. Вы же умеете действовать тихо, правда, Александр Петрович? Машинку под откос столкнуть, человечка прихлопнуть, мальчишке двадцать лет мозги пудрить…

— Я же признался тебе! — почти крикнул пожилой. — Я мог бы всё тогда отрицать! Но я сказал тебе всю правду! И ты права не имеешь так со мной обращаться, права не имеешь!!!

Гусев молча забросил окурок на соседнюю могилу.

— И я тебе, между прочим, тоже могу напомнить кое-что, — сказал пожилой, остывая. — Ты у нас тоже не без греха.

— Я?! А при чём тут я? «Указ Сто два» не я писал. АСБ не я организовывал.

— Александр Петрович! — позвал издалека начальник охраны. — Вас первая линия просит… И вообще пора.

— Я перезвоню!

— Есть.