Выбраковка

— Детский сад какой-то! Так он будет самоубиваться или нет?

— Нет, конечно. Истерика уже прошла, а так он более или менее в порядке. К тому же боится высоты. Уже боится, протрезвел. Но переговоры его не устраивают. Говорит — либо все уходят, либо он прыгает.

— Реально его уболтать?

— За пару часов — да. Его скоро начнёт потихоньку ломать, и тогда он станет гораздо покладистее.

— Наркоман? — удивился Гусев.

— Пока ещё лёгкий. Но не без этого.

— Мне приказывают застрелить его, — сказал Гусев почти шёпотом.

— Неплохая идея. Туда козлу и дорога. Да вы сами посмотрите, кто это.

Гусев проводил ошарашенным взглядом уходящего психолога и шагнул к окну. Высунулся наружу. И обомлел.

На соседнем подоконнике курил и затравленно глядел на проспект начальник пресс-службы Верховного Совета.

— Дима, — позвал Гусев. — Что стряслось?

Дима в ужасе подпрыгнул, чуть не сверзился вниз, замахал ногами, уронил окурок и сам в конце концов рухнул внутрь комнаты, повалив там, судя по грохоту, какую-то мебель.

Гусев шумно выдохнул. Сейчас откроется дверь, в комнату ворвётся «группа поддержки», и выбраковщик Гусев спокойно пойдёт за пивом.

Ни первого, ни второго, ни третьего не произошло. Гусев выскочил в коридор. Там все стояли неподвижно и глядели на него.

— Какого же вы… — начал он было, но передумал и тут же бросился обратно, на ходу вытаскивая игольник. Лапин что-то сказал ему в спину, но Гусеву было не до того. Он занимал позицию. И как только в оконном проёме показалась нога, которую переносили через подоконник, Гусев трижды нажал на спуск.

Нога на секунду зависла, а потом безвольно упала на карниз, и в соседней комнате снова раздался грохот падающего тела. Гусев убрал оружие и достал трансивер. Краем уха он услышал, что на этот раз дверь открыли, и вокруг подстреленного клиента началась деловитая суета.

— Алексей, спускайся в машину. Концерт окончен.

— Лихо ты его! Как так вышло?

— Спускайся в машину. — Гусев прицепил рацию на пояс и вдруг поймал себя на желании перед выходом в коридор расстегнуть кобуру «беретты».

— У вас будут очень, очень, очень большие неприятности, — донёсся до него голос Лапина.

— Заткнись, малявка, — сказал Гусев устало. — У меня все неприятности в далёком прошлом.

Отодвинул дознавателя плечом, вышел из комнаты и зашагал, не оглядываясь, к лифту.

Глава двадцатая

Трудно представить, что происходило в душе не по возрасту угрюмого двенадцатилетнего мальчика, видевшего всё это изо дня в день. Наверное, именно отроческие годы Влада, омытые реками крови, превратили его в нравственного калеку.

У проходной Новодевичьего оказалось неожиданно людно. За чёрными «Волгами» и широкими плечами охранников с трудом просматривался длиннющий правительственный «ЗИЛ».

Гусев загнал «двадцать седьмую» на тротуар. К машине тут же заспешил некто при костюме с галстуком, занося руку для отмашки — вали отсюда, не положено. Гусев вышел и захлопнул дверцу.

— Машину разрешаю не сторожить, — бросил он подскочившему охраннику. Тот оторопело заморгал.

— Ты что, новенький, что ли? — сочувственно улыбнулся Гусев, отстёгивая свой значок и предъявляя его тыльной стороной, где размещались имя, личный номер и крохотная фотография. — Кто это здесь? Литвинов?

— Н-нет, — пробормотал охранник, бегая глазами с фотографии на лицо Гусева и обратно. — Гусев приехал.

— Тем более не стой на дороге, — посоветовал Гусев, цепляя значок на грудь.

— Да, проходите… Пожалуйста.

Больше Гусева не задерживали. Он быстрым шагом прошёл на кладбище и привычно запетлял между участками. Мелькающие там и сям люди в костюмах его не трогали, а некоторые даже издали кланялись.

За могильной оградой примостился на узкой лавочке пожилой грузный мужчина в чёрном плаще. Гусев бесцеремонно оттолкнул начальника охраны, загораживавшего путь, и остановился в проёме раскрытой калитки.

Пожилой мужчина с трудом повернул голову.

— Здравствуй, Паша, — сказал он. На суровом лице обозначилось нечто похожее на улыбку. — Не ждал. Давненько мы… Навещаешь, значит. Молодец.

— Я-то знаю, что мне здесь делать, — процедил Гусев сквозь зубы. — А вам? Грехи не так замаливают. Положено свечки зажигать и лбом об пол биться. Хотя да, вы же атеист…

— Я часто здесь бываю, — вздохнул пожилой. — И напрасно ты, Паша. Нет за мной никакой вины.

Гусев оглянулся на начальника охраны.

— Здорово, Пэ, — сказал тот. — Как на работе дела?

— Исчезни, — распорядился Гусев. — Нам поговорить нужно.

Пожилой, секунду помедлив, кивнул. Начальник охраны, состроив оскорблённое лицо, отошёл шагов на десять и принялся что-то бормотать себе в воротник. Гусев пробрался в тесную ограду, подвинул на скамейке пожилого и сел рядом.