Выбор сердца

Вбежал в свой дом и, не закрывая дверь, бросился наверх, в спальню Кармелиты. Широко распахнул дверь. Включил свет. Закричал:

— Доченька!

Кармелита с трудом разлепила сонные глаза:

— Ты чего, пап?

— Доченька… Ты…

— Да что такое, папа?!

Баро упал на колени перед кроватью и зарылся головой в одеяло:

— Доченька…

— Ну что с тобой, папочка!

Баро поднял голову, схватил ее лицо в свои руки и начал повторять, как сумасшедший:

— Доченька… доченька… доченька…

— Папа, успокойся… Вот твоя дочка. Все хорошо, все в порядке.

Баро встал с колен, утер слезы, переместился в кресло.

— Пап, не пугай меня… Расскажи… расскажи мне, что случилось?

— Да ничего, доченька, ничего, все нормально… Рамир полностью взял себя в руки.

— Но почему ты ворвался ко мне, как безумный, разбудил, напугал…

Баро наконец-то смог выдавить из себя что-то похожее на улыбку.

— Ой, честно говоря, я и сам ужасно испугался… Дурак старый…

— Чего напугался?

— Да так, дочка, просто привиделось. Теперь все хорошо… А тогда почудилось… сердце сжалось, накатил страх, захотелось увидеть тебя. Убедиться, что все в порядке.

Кармелита вскочила, как была, в ночной рубашке. Обняла отца: Л

— Ой, папка-папка! Ну, ты, наверное, совсем заработался. Очень устал…

— Наверное… Знаешь, Кармелита, мы часто ссоримся, кричим другнадруга… Я бываю не прав. И ты, и я. Но глупости все это. Есть что-то более важное. Что-то самое главное… Путаюсь я. Совсем не умею говорить о таком… Но ты понимаешь, о чем я?

— Понимаю, — очень серьезно сказала дочь.

— Я так давно не говорил тебе, как люблю тебя.

— Я тоже… Знаешь, как я люблю тебя, папа?

— Знаю, сокровище мое. Ты самое драгоценное, что есть у меня в жизни. Прости, что я тебя разбудил…

* * *

— Ну? И где? Где этот тайник? Интересно, каков он там?

Рыч направился к склепу, но Люцита вдруг вцепилась в его руку.

— Ну зачем тебе этот слиток? Не ходи туда, не нужно. Пусть он останется здесь.

Рыч остановился в недоумении, посмотрел на Люциту.

— Сбрендила, что ли? А-а, Люцита?

— Оставь эту затею, пока не поздно…

— Поздно! Мы уже слишком далеко зашли. Вот до мертвых добрались. А кроме них тут некому защитить золотишко.

— Рыч! Но это же не просто золото… Ты же цыган, должен понимать — это святыня нашего рода! А ты… ты… покушаешься на святыню.

— А жизнь Кармелиты — не святыня?! Кончай истерику. Для меня больше нет святынь! Единственное, что свято, — месть! И я не отступлю! Я сделаю так, что Баро будет долго меня помнить.

— Но ты же не у Баро воруешь, ты воруешь у всего рода!

— Если у самой кишка тонка, хоть мне не мешай! — Рыч наконец-то сумел оторвать ее руку от своей. — Не суйся не в свое дело, женщина…

— Нет, это мое дело! Потому что ты изгой нашего рода, а я нет. И я не хочу накликать на себя беду!

— Только не говори мне, что веришь, будто этот брусок защищает весь табор от бед.

— Можно подумать, ты не веришь в это? Да? Не веришь? А почему ты посягаешь именно на это золото?

— Потому, что оно очень важно для Баро, а я хочу посильнее его ужалить.

— Ну тогда залезь к нему в дом и убей его дочь! Потому что это самое дорогое, что у него есть.

— Дойдет и до этого. А пока… — Рыч вошел в склеп.

Люцита осталась снаружи. И через несколько секунд услышала торжествующий крик:

— Есть! Есть! Вот оно! Ну все, Баро, теперь ты у меня в руках!..

* * *

Баро успокоился. Почти успокоился.

Постоял у дверей комнаты, где спит до завтрашнего дня, до замужества, Земфира. Приоткрыл дверь, послушал ее тихое, едва слышное сонное сопение. На душе стало чуть легче.

Вернулся в свою комнату, подошел к портрету Рады, посмотрел в ее глаза.

— Рада! Радочка! Помоги мне понять, что ты хотела сказать? Помоги мне!

Но Рада на этот раз ничего не сказала.

— Перепугала меня так, что сам чуть не помер. Жива наша дочь, жива. Сам проверял. Или… Неужели… Может, ей завтра что-то грозит?..

* * *

Рыч вышел из склепа и направился к кладбищенским воротам. В руках у него была приятно тяжелая, заранее припасенная сумка. Цыган весело, как старой подружке, подмигнул Люците:

— Отлично. Ну все! Теперь начнется у Баро веселая жизнь!

— Неужели в тебе столько ненависти к Баро, что ты готов на предательство? — спросила Люцита, стараясь поспеть за его широким шагом.

— Я его не предавал. Он сам виноват!

— Ты предаешь цыган, ты предаешь всех нас. Неужели тебя совесть не мучает?

— Ты же сама сказала, что я изгой. А для изгоя нет законов, нет традиций… И угрызений совести тоже нет.

Люцита перестала бежать за ним, только крикнула вслед:

— Не забывай, ты еще кое-что мне должен.

— Что? — с нарочитой наивностью спросил Рыч.

— Ты должен мне жизнь Кармелиты.

Глава 20

И был вечер, и было утро…

Да и ночь, кстати, тоже была.

Для Светы она была мучительно тяжелой. Очень хотелось увидеть представление. И свои декорации. Это ведь не выставка, которую организовывал Антон, это серьезно. На этот раз она чувствовала, что все похвалы, щедро расточаемые в ее адрес, совершенно справедливы. И оттого казалось, что кто-то, наверно, Бог, сладко щекочет сердце перышком: она все же художница!