Рыч сделал небольшую паузу. И бросил седьмой нож.
— Семь!
Свет погас как раз в тот момент, когда нож вонзился в щит, именно в то место, где должно быть измученное сердце Кармелиты.
— Ну вот, порядок, — прохрипел Рыч. — А теперь можно и за золотишком сходить.
Неведомая сила потянула Баро к портрету Рады. Да, вот именно этой ночью, в это мгновение он должен поговорить с ней, накануне своей второй свадьбы, он обязательно должен поговорить с ней!
Рамир подошел к портрету, поцеловал его в губы и начал рассказывать:
— Вот такие дела, Радочка. Жил я без тебя, сколько мог. Только совсем мне трудно одному стало. Постарел, наверно. Сердце в одиночестве от тоски просто разрывается. И показать никому ничего нельзя — скажут: “Слабак. А ведь барон, главный!”
В лице фотографической, навечно молодой Рады что-то неуловимо изменилось, дрогнули губы. И вдруг Баро отчетливо услышал ее негромкий шепот: “Езжай к золоту, в схорон, на кладбище…”
Не медля ни секунды, Зарецкий побежал к своей машине.
Что за темень, хоть глаз выколи! Рыч с Люцитой пробирались на кладбище. Надежный японский фонарик, как мог, осветлял их дорогу, но в условиях российского бездорожья и это не очень помогало. Оба мысленно посочувствовали Сашке, который здесь, на кладбище, дольше всех дежурил, когда гаджо на могилы предков покушались. И все небось один, все один. А тут… Ну и места. Страшновато…
Люцита крепко держала Рыча за мускулистую, мужицкую руку. Видели б ее сейчас таборные: незамужнюю девку, ночью, да в компании с мужиком…
Правда, по сравнению с теми преступлениями, что они с этим мужиком замыслили, ночная кладбищенская прогулка сама по себе — невинная шалость.
Подошли к воротам кладбища. Нунадоже!.. После всех тех разборок цыгане навели тут полный марафет — все починили, покрасили, фонари установили. Но какие-то шкодники опять все загадили — фонари побили, ворота грязью изгваздали. Да что ж у нас за народ такой!
Рыч покачал головой, нахмурился. И тут же чуть не расхохотался, поймав себя на логичной и правильной до недавних пор мысли: “Непорядок! Надо будет обо всем Баро рассказать!..” Сам же свои благородные позывы и отшил: “Теперь — не мое это дело. Да и вообще… Чего ему рассказывать, он же сам сюда приходил на полнолуние — стало быть, видел!..”
И вдруг!
Из-за поворота на сумасшедшей скорости вынырнула какая-то машина. Рыч и Люцита, ослепленные фарами, все же успели нырнуть за забор.
Водитель хлопнул дверью, пискнула сигнализация, и вот уже приехавший прошел, перекрестившись, ворота кладбища.
Даже в абсолютной темноте Рыч понял, кто пришел. Баро! Зачем? Почему? Неужели ему кто-то накапал, что на золото покушаются? Уж не Люцита ли настучала?! Рыч крепко сжал ее руку.
Она чуть не взвизгнула от боли, но сдержалась, чувствуя, что Зарецкий где-то рядом.
Баро прошел мимо них, не заметив. Направился прямиком к склепу. И через несколько мгновений…
В склепе Баро долго молча сидел у священного золота. Ничего не происходило. Он встал и пошел к выходу.
В ту же секунду склеп озарился мягким, белесым свечением. И он услышал:
— Рамир.
Баро вздрогнул от неожиданности, обернулся на голос. Увидел ее, свою любимую женушку. Медленно подошел к ней. И спросил, все еще не веря себе:
— Рада?!
От нее исходило неземное, ангельское сияние.
— Здравствуй, Рамир!
— Здравствуй, Рада… Здравствуй… Ты не представляешь, как я тосковал по тебе. Какое счастье, что ты наконец ко мне пришла!
— Я тоже тосковала, Рамир. Но нам нельзя видеться… Мертвые не должны приходить к живым.
— Я знаю. Но почему ты пришла… И именно сейчас?
— Твоя жизнь должна сильно измениться.
— Да… Я хочу повиниться перед тобой… Впервые после твоей смерти в моей жизни появилась женщина.
— Счастья тебе, Рамир. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы в твою жизнь наконец вошел покой.
— Но больше всего меня беспокоит наша дочь… Мне трудно в одиночку с ней справиться. Иногда я бываю слишком суров…
— О какой дочери ты говоришь?
Баро застыл, как воск. Что за вопрос? Дикий, непонятный, страшный…
— О нашей дочери, Радочка.
— Наша дочь мертва…
— Что?! Как мертва?!
Призрак Рады начал таять, как утренний туман.
— Рада! Рада! Рада!!! — закричал он, пытаясь остановить ее, задержать в этом мире хоть на миг.
Но Рада исчезла.
В ужасе Баро схватился за голову, побежал к машине.
Звук мотора растаял вдалеке.
— Ты видел? — дрожащим голосом спросила Лю-цита, показывая в сторону склепа.
Рыч не сразу ответил. Понял, что в этой ситуации из них двоих кто-то должен оставаться мужчиной. Скорее всего — он. Сказал максимально равнодушно, даже слегка грубовато:
— Что видел-то?
— Ну это… свет из склепа.
— Подумаешь… Лампочку включил — и всех де-лов!
— Нет, Рыч, я, слава богу, знаю, как лампочка горит, а это другое… Может, пойдем отсюда? Не будет нам удачи от того, что мы надумали.
— Поздно уже. Решили — значит надо делать, а не бабские истерики закатывать. Все! Пошли к склепу!
По дороге Баро чудом не скатился в кювет, не въехал в какое-нибудь придорожное дерево.