Выбор сердца

Она вышла. Зарецкий улыбнулся ей вслед. Хорошо. Они уже понимают друг друга, как муж и жена. Он все собирался попросить ее, чтоб вышла. Да боялся обидеть. Но она сама все почувствовала.

* * *

Кармелита рассматривала исправленные эскизы молча. Света крутилась вокруг нее и так, и этак. Но в конце концов не сдержалась:

— Ну как?

— Молодец ты, Светка. Отличные эскизы. И тот вариант был хороший, а этот просто — супер!

— Тебе правда понравилось? — расцвела художница.

— Да, теперь я знаю, каким должен быть спектакль. И вообще, ты живопись не бросай. То, что тебя тогда критиковали, — Бог с ними. Кого не критикуют? Верь в себя, потому что это твое призвание.

— Ты думаешь?

— Уверена! Поверь цыганке, — улыбнулась Кармелита.

И вдруг улыбка сошла с ее лица. Она увидела свой портрет. Подошла к нему.

— Это тот самый, что был у Максима?

— Да. Макс мне его вернул.

— А он знал, что я приду к тебе?

— Когда ты позвонила, Макс был здесь.

— Вот как? Раньше он приходил сюда, чтобы со мной встретиться, а теперь приходит лично к тебе. Скоро ему и повод будет не нужен.

— Кармелита, ну что ты? Я сама не ожидала, что он придет. Но он пришел и принес твой портрет.

— Зачем?

— Сказал, что ты выходишь замуж. И ему больно видеть твое лицо, пусть даже на портрете.

— Нет. Он его притащил не поэтому.

— А почему?

— Чтобы… чтобы показать тебе, что теперь он свободен. От меня свободен. Понимаешь?

— Кармелита, брось ревновать. Это просто смешно. Правда, у нас с Максимом только дружеские отношения. Как это тебе доказать?

— Не нужно ничего доказывать. Все отношения начинаются именно так… Если этот портрет не нужен ему, значит, никому не нужен!

Кармелита схватила нож. И сделала это так порывисто, что Света, признаться, испугалась.

А цыганка набросилась на портрет, как на главного врага в своей жизни. И кромсала его, кромсала, кромсала…

— Но… этот же портрет написала я, — со слезами на глазах сказала Света. — А ты его уничтожила.

— Зачем тебе мой портрет? Ты подарила его Максиму. А он отверг!

— Но ведь холст… Холст, он же не заслуживает этого. Он ни в чем не виноват. За что ты его так вот искромсала? Я же душу свою вкладывала. Может быть, это единственное, что у меня за всю жизнь получилось. А ты…

— Знаешь что… Дело не в холсте. Дело в Максиме. Он должен был сам сказать мне, что все кончено, а не играть в намеки.

И тут Света вспомнила, что сказал ей Максим: “Света, мы взрослые люди. Наши отношения — это наши с тобой отношения. И чем больше мы кому-то что-то объясняем, тем глупее выглядим”.

Света вытерла слезы и сказала совсем другим голосом. Гордым, непреклонным:

— Кармелита… Мне надоело твое недоверие. Я устала от него. Забирай эскизы… Забирай, забирай. Если ты их не возьмешь, мне будет еще больнее… И извини, но сейчас лучше уходи.

— Боишься, что помешаю вам с Максимом?

— Уходи…

Глава 13

Иногда Тамаре казалось, что она уже умерла.

Конечно, она умела жить, умела радоваться жизни. Но при этом всегда четко знала: пуп земли и центр всей ее жизни — это Антон. И старость, которой боятся все (а красивые женщины — особенно), представляла себе так: недорогой, уютный домик где-то в Швейцарии. Она любуется горами, а вокруг копошатся внуки и правнуки. И рядом Антон, красивый, подтянутый, с сединой на висках. Они общаются, почти как ровесники. Ведь в этом возрасте разница в пару десятков лет почти ничего не значит…

Она и подумать не могла, что Антон может быть таким… Таким, как сейчас, — холодным, безжалостным. Зачем же тогда было все, что было? Как дети могут быть такими?! Конечно, она грешна. Конечно, она виновата. В чем-то перед ним, в чем-то перед другими людьми. Но разве можно за это хлестать ее так, наотмашь, как он делает?

Антон и сам чувствовал, что перегнул палку. Но уже не мог остановиться. И сам ругал себя за это. Но все равно продолжал добивать маму колкими, циничными двусмысленностями и холодным взглядом.

Но все же он решился заглянуть к ней:

— Ма?

Она не поздоровалась в ответ, только спросила:

— Тебе доставляет удовольствие меня мучить?

— Думаешь, я сам не мучаюсь?

— Тогда зачем вся эта клоунада?

— Хотел разобраться.

— Разобрался?

— Почти. У меня к тебе один вопрос. Последний. Почему ты больше любишь Игоря?

— Несмотря ни на что, я больше люблю тебя.

— Хорошо. Я спрошу иначе. Почему ты Игоря любишь больше, чем пап… Чем Астахова?

— Не знаю.

— Как “не знаю”? Задумайся. Это же очевидно, что Астахов лучше. Почему ты не можешь сделать выбор?

— Сердцу не прикажешь.

— Мама, ты умная расчетливая женщина. Какое сердце?!

— Антон, если бы в жизни все было так просто…

— Мам, все и вправду просто. Объясни, почему ты не оставишь Игоря?

— Не знаю. Наверно, потому, что с ним я могу быть сама собой. И мне не нужно ничего изображать, соответствовать какому-то чужому идеалу.

— А с отцом нужно?

— Да. Он… Не знаю, как это объяснить. Он какой-то… слишком большой и правильный.

— Понятно. В таком случае, мне тебя… жаль. Тамара грустно улыбнулась. Наконец-то сын ее пожалел. Правда, в каких выражениях! Да ладно, не будем придираться к мелочам.

— Чем же вызвана твоя жалость?