— Спасибо! — ухмыльнулся Игорь. — Я в курсе.
— Ты говорил с Антоном?
— Нет, милая. Это он говорил со мной. И как!
— Как? — спокойно спросила Тамара. — Что он тебе сказал?
— Что, да как… Никак! Он запретил мне подходить к тебе.
— М-м-м, хорошо. По крайней мере, сказано по-мужски. Есть надежда, что, когда перепсихует, мужиком станет.
— Вот только без намеков, без оскорблений, пожалуйста. Если б я не был мужиком, так и Антона бы не было. Между прочим, ты знаешь, что как отец я его не устраиваю.
— Знаю. И сейчас, глядя на тебя, понимаю почему.
— А ты понимаешь, что я его полностью устраиваю как должник?
— Должник? За что? В чем?
— Ты думала, Антон настолько раним, что будет долго переживать? Ты ошиблась, дорогая. Он выставил мне счет. Представляешь, да?
Тамара улыбнулась какой-то своей мысли.
— Да-да, — взвизгнул Игорь. — Он говорит, я ему должен выплатить алименты за все восемнадцать лет.
— Не слушай его. Он сейчас не понимает, что делает.
— Это ты так считаешь. Впрочем, как же не защитить своего сына!
— Не забывай, что он и твой сын тоже. И тебе не мешало бы думать о нем получше!
— Сын… Шантажист! Теперь он, прежде всего, мой кредитор…
— Тебя только это волнует.
— Конечно. Отцом он меня не считает, а деньги почему-то требует. Между прочим, в баксах кругленькая сумма получается. Двадцать одна штука!
— Двадцать одна тысяча шестьсот долларов, — четко, выговаривая каждую букву, произнесла Тамара.
— Что? Откуда ты знаешь? Он и тебе сказал?
— Нет, милый. Я давно еще подсчитала, что если бы ты давал мне на сына хотя бы сто долларов каждый месяц, то за восемнадцать лет накопилась бы двадцать одна тысяча шестьсот долларов.
Игорь остолбенел, какое-то время так и стоял, открыв рот.
Потом хмыкнул и, проглотив слюну, сказал:
— Браво! Вы достойны друг друга, астаховские родственнички…
Глава 14
Казалось, Антон даже обрадовался приходу Максима.
— Здрасьте, только вас и ждали! Вот он — герой, покоритель женских сердец! Управское чмо! То есть, извините. Мачо! Девушки пишут его портреты…
— Прекрати кривляться!
— Да у меня и в мыслях не было! Я только отдаю должное твоим талантам.
Максим подошел к Антону вплотную, сжал кулаки. Но тот продолжал, как будто ничего не замечая:
— И эти люди запрещают мне ковыряться в носу и нюхать пальцы! Ты! Ты обвинял меня, что я пристаю к твоей цыганке! А что же теперь ты клеишь мою женщину…
— Я ее не клею, а вот ты ее оскорбляешь.
— Я ее еще не оскорбляю. А вот ты ее уже склеил. Спишь с моей бабой — так хоть имей мужество признаться. Она же вон… тоскует по тебе, портретики твои рисует… Ждет не дождется, чтобы во весь рост запечатлеть. Скажи, а голым ты ей тоже позировал? Или некогда было?
Света заплакала, закрыв лицо руками.
Максим молча подошел к Антону, взял его за ворот рубашки. И потащил к выходу. Антон высвободился из его рук, пытался сопротивляться. Но Максим толкал его впереди, как бульдозер гребет мусор на свалке. Чувствуя, что физически он уступает, Антон постарался взять реванш лирическими отступлениями:
— И не надоело тебе побираться чужими объедками?
Максим продолжал молча толкать Антона к выходу…
— Нет, ну ты просто какая-то сексуальная гиена. Только на падаль смотришь. То цыганка вслед за мной. Теперь вот Светка…
Максим почувствовал, что больше не может молчать:
— Ты дурак. Тебе повезло, тебе досталась такая хорошая девушка, а ты так бездарно ее теряешь!
— Зато ты находишь. А вообще-то, я не хотел ее терять. Это ты украл у меня Светку! Ты! И я тебе этого никогда не прощу.
— Ты сам сделал все, чтобы ее потерять.
— Нет. Это ты сделал все, чтобы ее подобрать. Тебе же нравится все, что принадлежало мне. Ты подбираешь все, что я выплюнул.
— Убирайся!
Максим вытолкнул Антона за порог и захлопнул дверь.
Антон упал на землю. Пыль присыпала его лицо. Он с ненавистью забрал в дверь:
— Запомни, везде, где я был, — твой номер второй, — и пошел к машине, размазывая слезы по пыльному лицу.
Судьба помогла ей. Люцита все правильно смекнула, обо всем разузнала. В полнолуние Баро пришел в склеп. И там включил свет, и что-то внутри делал. А потом ушел.
Люцита подумала, что теперь она, в общем-то, и сама, без всякого Рыча, может достать это золото. Только зачем оно ей! Ей другое нужно — чтоб Кармелиту убрали с ее пути. А цыганское золото — страшная штука, отомстить может.
Успокоить Свету было не так-то просто. От каждого шороха она вздрагивала и начинала плакать.
— Успокойся, — говорил ей Максим. — Все закончилось.
— Я так боюсь, что он вернется, — всхлипывала Света.
— Не вернется. Только… Зачем ты его вообще впустила?
— Я не смогла его не впустить. Он просил прощения… Такой убогий. Хотел поделиться каким-то своим горем. Он был такой… жалкий… А потом… Будто его подменили… Начал говорить гадости. Озверел, как только твой портрет увидел.
— А зачем ты его нарисовала?
— Не знаю, — улыбнулась сквозь слезы Света.
— Вот… выпей кофе. Он, правда, уже остыл. Хочешь, я тебе горячий сделаю?
— Нет. Я холодный выпью. Посиди со мной немного. Можешь?
— Могу.
— Спасибо.
— Знаешь, Максим, а в чем-то Антон был прав!
— В чем?