В глазах Ольги что-то промелькнуло… Большее, чем просто слова, далёкое и очень печальное. Медленно иду к кровати, забираюсь на нее с ногами, набрасываю на плечи шаль, стало зябко. Смотрю, как она быстро собрала и перемыла чашки, тарелки, несколько минут — и порядок наведен. Вот присела к столу, убавила свет лампы, люстру мы сразу погасили, когда Клайд с Гилбертом вышли. Тень Ольги причудливо вытянулась по стене, достав потолка, язычок пламени то вырастает, то пригибается, и свет в комнате слегка дрожит от этого, добавляя таинственности. Молчим, Ольга о чем-то задумалась. Стало тихо, хорошо… С детства люблю вот так сидеть по вечерам. Когда-то… Давно… Отец с мамой закончили дела, ушли к себе, братья с сестрами затихают… И я тихо выхожу из своей комнатки на втором этаже, осторожно спускаюсь по лестнице вниз, знаю, какие ступени скрипят и миную их, хватаясь двумя руками за перила и перешагивая. Вот я и внизу, теперь накинуть любимый плащ, подарок на день рождения, коричневый с яркой клетчатой подкладкой. Выхожу в сад, он у нас небольшой и запущенный, у отца не хватает ни сил, ни времени привести его в порядок, как и весь наш старый ветхий дом. Мы, конечно, помогаем, как можем и умеем, но со всем справиться не получается. А я люблю наш сад, особенно вот в такие часы, когда небо темное, в нем горят яркие звёзды, подмигивают мне дружески, вот и ты, Бобби, мы заждались. Тебя и твоего костра. Он будет сегодня? Будет, друзья, обязательно, видите, я уже собираю ветки, хворост. Я сейчас, вот все уже готово. И медленно разгорается пламя, с домашним потрескиванием принимающихся веток. Сижу возле него и смотрю на огонь, такой разный. Он добрый… И беспощадный… Он ласково греет… И испепеляет… Так интересно думать, глядя на его языки, как они причудливо мечутся в разные стороны. Родители смеются, я у них особенная. Гиф иногда даже сердится, дескать, я в семье любимица и ему бывает обидно. Глупый он, нас всех любят, и родительская любовь — всем поровну. Сегодня даже стукнула его по лбу, когда он опять завел эту песню. Сегодня? Я очнулась, вынырнув из прошлого, неужели заснула? Вроде, нет, по-прежнему сижу на кровати, накрытая теплой шалью, прислонившись спиной к стене. Ольга так же тихо сидит у стола, положив голову на сложенные руки, смотрит на огонек лампы. Спит? Нехорошо как, надо ее уложить на диван в соседней комнатке. Или пусть тут, а я на диване, ей на работу завтра и надо отдохнуть как следует. Живот уже не болит, так что полежу и там.
— Ольга…
Тихо встаю и подхожу к ней, дотрагиваюсь до плеча, она вздрогнула, подняла на меня глаза и улыбнулась.
— Почему встала, Берта? Как себя чувствуешь?
— Все хорошо, посидела, согрелась, успокоилась.
— Живот как, отпустило?
Кладу ладонь туда, где болело, слева внизу, нет, все хорошо.
— Не болит больше, я просто очень переволновалась.
Вздыхаю, ну вот такая я чувствительная, особенно сейчас. Столько всего… Ольга внимательно на меня посмотрела и вдруг усмехнулась.
— Вопросы задавать или сама скажешь — да или нет?
Ну какой он, этот несносный Клайд… Рассказал ей… Щеки теплеют… Она уже откровенно веселится. Вот я бы сейчас ему… Ольга вдруг посерьезнела.
— Берта, он очень за тебя боится, очень. Вот и все. Потому и рассказал мне, что тогда на улице случилось, по дороге с вокзала.
— Хотела как раз спросить, о чем вы там у дверей шептались…
Ольга рассмеялась.
— Подглядывала?
— Конечно, тут такое, а я не подгляжу?
Смеемся уже вместе и усталость куда-то ушла вдруг, захотелось поболтать. Я с любопытством посмотрела на висящую на спинке стула сумочку.
— Что у тебя там? Клайд сказал тебе ее не трогать, когда подъехал Гилберт.
Ольга помедлила с ответом, встала со стула и потянулась, вытянула руки вверх и в стороны, искоса посмотрела.
— Никому не скажешь?
— Никому. Покажи!
— Смотри. Только осторожно, дай руку, вот так.
Завороженно смотрю на легший в ладонь небольшой пистолет, мягко сверкнувший черными бликами в свете лампы, Ольга прибавила свет.
— Браунинг «бэби», женская модель, шесть патронов. Нравится?
Нерешительно пожимаю плечами, никогда не держала в руке настоящее оружие. Да ещё и «женское».
— Не знаю, Ольга. Зачем он тебе? Ну, здесь…
Я замялась, потеряв слова, помню то немногое, что она мне о себе рассказала в ту ночь, когда… Помню… Ольга поняла мою заминку, осторожно взяла пистолет и положила его на стол. Тоже пожала плечами.
— Это стало привычкой, Берта, носить оружие. Даже в вашей спокойной гостеприимной стране, — она усмехнулась, — даже в тихом сонном Ликурге.
Медленно киваю в ответ, понимаю.
— Ты ведь с работы к нам пришла, значит…
— Да, он всегда со мной.
— В сумочке?
— Не обязательно. Показать, как его скрытно носить?
Неожиданно мне стало интересно, так необычно, ночь, Ольга и пистолет на столе, совсем как в кино. Сон окончательно пропал.
— Покажи.
Ольга встала и велела.
— Отвернись.
Послушно отворачиваюсь к окну, слышен шелест, как будто она что-то делает с платьем.
— Поворачивайся.
Смотрю во все глаза, Ольга спокойно стоит, сложив руки спереди, пистолета не видно. Сдаюсь, развожу руками.
— Где он?