Что делает дальше наш убийца? Закрывает дверь, запирает ее, кладет ключ в карман мертвого человека, затем разворачивает тело на стуле боком и прижимает пальцы мертвеца к пистолету. Затем бросает его рядом со стулом, разбивает зеркало на стене, нанося последний выразительный штрих, – короче, создает сцену самоубийства. Потом выходит в окно, при этом шпингалет падает на место. Становится не на траву, где отпечатки ног обязательно будут видны, а на клумбу с цветами, где их можно потом разгладить, не оставив следов. Потом возвращается в дом, и в двенадцать минут девятого, когда он остается один в гостиной, стреляет из револьвера в окно гостиной и выбегает в холл. Вы именно так это сделали, мистер Джеффри Кин?
Секретарь как завороженный смотрел на приближающуюся к нему фигуру обвинителя. Затем с булькающим криком упал на пол.
– Думаю, я получил ответ, – сказал Пуаро. – Капитан Маршалл, позвоните, пожалуйста, в полицию. – Он наклонился над распростертым человеком. – Мне кажется, он не придет в сознание до их приезда.
– Джеффри Кин, – пробормотала Диана. – Но какой у него был мотив?
– Мне кажется, как секретарь он использовал некоторые возможности – счета, чеки… Что-то вызвало подозрение у мистера Литчем-Роша. Он послал за мной.
– Почему за вами? Почему не обратился в полицию?
– Думаю, мадемуазель, вы можете ответить на этот вопрос. Месье подозревал, что между вами и этим молодым человеком что-то есть. Чтобы отвлечь его внимание от капитана Маршалла, вы бессовестно флиртовали с мистером Кином. Да, и нет нужды это отрицать! Мистер Кин пронюхал о моем приезде и действовал быстро. Суть его плана состояла в том, что всем должно было показаться, будто преступление совершено в восемь двенадцать, в то время, на которое у него было алиби. Единственную опасность для него представляла пуля – она должна была лежать где-то недалеко от гонга, и он не успевал подобрать ее. Когда мы все шли в кабинет, мистер Кин ее поднял. В такой напряженный момент, как он считал, никто этого не заметит. Но я, я все замечаю! Я задал ему вопрос. Он на несколько секунд задумался, а потом разыграл комедию – сделал вид, будто поднял шелковый розовый бутон, сыграл роль молодого влюбленного, прикрывающего любимую им даму. О, это было очень умно, и если б вы не собирали астры…
– Не понимаю, какое они имеют к этому отношение.
– Не понимаете? Послушайте, на клумбе было всего четыре следа; но, срезая цветы, вы должны были оставить намного больше отпечатков ног. Поэтому между тем временем, когда вы собирали цветы, и тем, когда вышли сорвать бутон розы, кто-то, должно быть, уничтожил следы на клумбе. Не садовник, нет; садовник работает после семи часов. Тогда это должен быть виновник, это должен быть убийца, – убийство было совершено раньше, чем услышали выстрел.
– Но почему никто не слышал настоящего выстрела? – спросил Гарри.
– Глушитель. Его найдут вместе с револьвером, выброшенным в кустарник.
– Какой риск!
– Почему риск? Все находились наверху, одеваясь к обеду. Это был очень подходящий момент. Пуля была единственным препятствием, и даже его, как он считал, ему удалось устранить.
Пуаро поднял пулю.
– Он бросил ее под зеркало, когда я осматривал окно вместе с мистером Дейлхаузом.
– Ох! – Диана быстро повернулась к Маршаллу. – Женись на мне, Джон, и увези меня отсюда.
Барлинг кашлянул:
– Моя дорогая Диана, по условиям завещания моего друга…
– Мне все равно, – воскликнула девушка. – Мы можем рисовать картины на тротуарах.
– В этом нет необходимости, – сказал Гарри. – Мы разделим всё пополам. Я не собираюсь все заграбастать просто потому, что дядюшке вожжа под хвост попала.
Внезапно раздался крик. Миссис Литчем-Рош вскочила на ноги.
– Месье Пуаро… Зеркало… Он, наверное, нарочно его разбил.
– Да, мадам.
– О! – Она уставилась на него. – Но разбить зеркало – это дурная примета.
– Это оказалось очень дурной приметой для мистера Джеффри Кина, – весело ответил Пуаро.
Желтые ирисы
Эркюль Пуаро вытянул ноги к электрическому обогревателю у стены. Четкий рисунок раскаленных докрасна параллельных спиралей радовал его глаз, поскольку детектив во всем любил порядок.
– Обогреватели на углях были неуклюжими и неаккуратными. В них никогда не было такой восхитительной симметрии…
Зазвонил телефон. Пуаро, встав, посмотрел на наручные часы. Уже почти половина двенадцатого. Кто мог звонить ему в такое время? Возможно, кто-то ошибся номером…
– Или, может быть, – пробормотал он себе под нос с мечтательной улыбкой, – какого-нибудь миллионера, владельца газетного концерна, обнаружили убитым в своей библиотеке со стиснутым в левой руке цветком редкой орхидеи и с приколотой к груди кинжалом страницей из поваренной книги…
Улыбаясь при мысли о такой приятной возможности, он поднял трубку. В ней сразу же послышался женский голос – тихий, охрипший, – в котором звучала решимость отчаяния.
– Это месье Эркюль Пуаро? Это месье Эркюль Пуаро?
– Говорит Эркюль Пуаро.
– Месье Пуаро, вы можете приехать сейчас же, сейчас же… Мне грозит опасность, ужасная опасность, я это знаю…