Вторая жизнь Мириэль Уэст

21 марта 1927 года

Дорогая Мириэль,

Прошло несколько недель с тех пор, как мы получили от тебя последнее письмо. Возможно, твоя корреспонденция была уничтожена в стерилизаторе. Как прошла игра на Марди Гра? Или это был парад?

У тебя был еще один тест? Я забываю, когда их делают – в начале месяца или в конце. Это происходит каждый месяц, не так ли?

Есть у тебя шанс снова добраться до телефона? Уверен, что девочки будут рады услышать тебя. Я бы тоже хотел перекинуться с тобой парой слов.

Напиши или позвони в ближайшее время.

Твой муж,

Чарли

* * *

26 апреля 1927 года

Дорогая Мириэль,

Что случилось, почему ты перестала писать? Не получив от тебя ни слова, я начинаю представлять себе самое худшее – какой-нибудь ужасный поворот в твоей болезни, из-за которого ты ослепла или потеряла возможность пользоваться руками. Как, ты сказала, они это называют? Когтистые руки? Или, что еще хуже, что с тобой произошел еще один несчастный случай.

Это чертовски эгоистично, если хочешь знать мое мнение, – заставлять нас вот так гадать. Ты могла бы, по крайней мере, приложить усилия ради девочек. Не знаю, почему я удивлен. Ты никогда не заботилась ни о ком, кроме себя.

Чарли

Глава 53

Мириэль переходила из одного дня в другой, как призрак. Она просыпала завтраки и ужинала в своей комнате. На работе она лениво выполняла свои обязанности. Больше никаких стрижек и маникюра.

Больше никаких улыбок и разговоров. Она избегала зала отдыха, теннисного корта и столовой. Когда ее соседи по дому спрашивали, не хочет ли она поиграть в карты, или покрасить пасхальные яйца, или посмотреть какую-нибудь старую картину, которую клуб поддержки раздобыл для вечера кино, Мириэль всегда отвечала «нет». В конце концов они перестали спрашивать.

С полдюжины раз она доставала свой набор канцелярских принадлежностей, чтобы написать Чарли и поделиться своими горькими новостями о тесте. Но каждая попытка заканчивалась кучей разорванных листов на полу. В конце концов, она перестала пытаться.

И Фрэнк. Он не пришел извиниться. Она, конечно, не собиралась первой признавать свою неправоту. Избегать его было легко. Не думать о нем оказалось гораздо труднее. Но, в конце концов, ей удалось выкинуть его из головы.

Дни сменялись неделями. Мириэль вновь почувствовала себя в коконе оцепенения, в котором жила после смерти Феликса. Она приходила на работу все позже и позже, безразличная к угрюмому взгляду сестры Верены и ее навязчивым «хм-м». Однажды она вообще перестала приходить. Какой в этом смысл? Они никогда не найдут лекарство.

* * *

Однажды вечером, вскоре после случившегося, в ее комнату ворвалась Жанна. Она включила свет, втиснулась на кровать рядом с Мириэль и сунула что-то ей в руку. Мириэль моргнула, ее глаза привыкали к свету. Который час? Из-за задернутых штор было непонятно, день сейчас или ночь. Она прищурилась, глядя на предмет в своей руке. Журнал. Picture-Play. Красивый молодой актер на обложке был ей незнаком.

Мириэль бросила журнал на пол и зарылась головой в подушку. Раньше она знала всех в Голливуде, по крайней мере благодаря их репутации. Мир за пределами колонии двигался дальше – ее дети становились старше, муж все больше отдалялся, в то время как она застряла здесь. Грязная прокаженная. Никогда не выздоровеет. Никогда не вернется домой.

Жанна встала, обошла кровать и подняла журнал. Снова протянула его Мириэль.

– Читай.

Мириэль оттолкнула журнал.

– Не сегодня, я устала.

– Ты говорила то же самое прошлой ночью, и позапрошлой тоже. – Она свернула журнал и ткнула Мириэль в грудь.

– Читай!

– Иди, попроси Айрин… – Мириэль замолчала и поморщилась. Айрин была мертва. Феликс был мертв. Достаточно скоро они все будут мертвы. Она откатилась от Жанны и закрыла глаза.