Вспомнить всё

Мартина, подойдя к телевизору, щелкнула клавишей. Четверть комнаты тут же превратилась в миниатюрную хоккейную площадку: игра в полном разгаре, стук клюшек, скрежет коньков, рев зрителей на трибунах, буйство шума и красок…

– Все в порядке. Работает, – заметила Мартина.

– Но я-то знаю, – возразил Виктор. – Знаю и, мало того, могу доказать… Есть у тебя пилка для ногтей? Отвинчу заднюю панель, сама все увидишь.

– Однако я прекрасно…

– Вот, погляди, – оборвал ее Виктор, оторвавшись от развешивания одежды. – Смотри. Сейчас я стену рукой проткну. Видишь?

С этими словами он прижал правую ладонь к стене… однако ладонь вовсе не погрузилась в стену. Так и осталась снаружи, крепко прижатая к обоям: ведь стену, как ни старайся, рукой не проткнешь.

– И фундамент насквозь прогнил, – продолжал Виктор, будто не замечая оплошности.

– Иди сюда. Сядь рядом, – сказала Мартина.

– Я все это пережил… даже не знаю, сколько раз, – объяснил Виктор. – Снова и снова, снова и снова… пробуждаюсь от криосна, схожу вниз по трапу, получаю багаж, порой заворачиваю в бар выпить, порой иду прямо в отель. Как правило, включаю телевизор, и тут… Вот, видишь пчелиный укус? – спросил он, подойдя ближе и показав Мартине ладонь тыльной стороной кверху.

Мартина, не обнаружив на коже Виктора ни следа укуса пчелы, вновь задержала его руку в ладонях.

– Я никакого укуса не вижу, – возразила она.

– А когда на мой вызов является рободоктор, я заимствую у него подходящий скальпель и снимаю с телевизора заднюю панель. Чтобы он убедился: внутри нет ни монтажных шасси, ни плат, ни деталей. И тогда корабль начинает все заново.

– Виктор, – велела Мартина, – взгляни внимательнее на свою ладонь.

– Однако ты здесь, со мной, в первый раз, – продолжал Виктор, будто ничего не слыша.

– Сядь, – строго сказала Мартина.

– О'кей…

Виктор присел на кровать, вроде бы рядом с ней, но не слишком близко.

– Ближе ко мне сесть не хочешь? – осведомилась Мартина.

– Понимаешь, слишком уж это печально, – пожаловался Виктор. – Слишком уж горько о тебе вспоминать. Я ведь на самом деле любил тебя. Эх, будь ты настоящей…

– Я готова сидеть здесь, с тобой, пока не стану настоящей, – откликнулась она.

– Мне вот что приходит в голову. Надо бы пережить заново тот случай с кошкой, но на этот раз не поднимать ее, не помогать ей с ловлей птицы, – задумчиво заговорил Виктор. – Если получится, возможно, вся моя жизнь переменится, обернется чем-либо радостным. Чем-либо настоящим. Величайшая моя ошибка – расставание с тобой. Гляди: моя рука сквозь тебя пройдет без труда.

В доказательство Виктор крепко стиснул ее плечо. И тепло его тела, и силу его ладони Мартина почувствовала как нельзя лучше.

– Вот, видишь? – продолжал он. – Рука проходит насквозь… будто бы рядом нет ничего. Никого… понимаешь?

Мартина тяжко вздохнула.

– И все это из-за того, что ты четырехлетним мальчишкой погубил птицу?

– Нет, – возразил Виктор, – все это из-за неполадок в терморегуляционных агрегатах на борту корабля. Недоморозили меня малость. Клетки мозга сохранили достаточно тепла для поддержания биоэлектрической активности.

Поднявшись на ноги, он потянулся и улыбнулся Мартине.

– А не пора ли нам поужинать? – спросил он.

– Извини, я не голодна, – отвечала Мартина.

– А вот я жутко проголодался. Оценю-ка, пожалуй, местную рыбную кухню. В буклете сказано, морепродукты здесь готовят потрясающе. Идем со мной за компанию. Не голодна, ну и что? Посмотришь, оценишь ароматы – глядишь, аппетит и проснется!

И Мартина, прихватив пальто с сумочкой, отправилась с ним.

– Планетка эта невелика, но просто прекрасна, – заверил ее Виктор. – Я уже сколько раз с ней знакомился. Вдоль и поперек изучил. Надо только, как спустимся вниз, завернуть в аптеку, бактина купить. Укус смазать. Палец уже распухает, и боль адская, – пожаловался он, продемонстрировав Мартине ладонь. – И на этот раз почему-то болит куда сильнее, чем обычно.

– Скажи, тебе действительно хочется, чтоб я вернулась? – спросила Мартина.

– Ты серьезно?

– И еще как, – подтвердила она. – Останусь с тобой, пока не надоем. Ты прав: не стоило нам расходиться.

– Наш плакат обтрепался, – внезапно вспомнил Виктор Кеммингс. – Обтрепался и даже местами надорван.

– Что? – удивилась Мартина.

– Надо было в рамку его, под стекло, – будто не слыша ее, продолжал Виктор. – Не додумались мы с тобой поберечь его… и вот. Теперь он обтрепан, надорван… а рисовавший его художник мертв…

Казус Раутаваары

В тот день тройка техников-лаборантов на борту дрейфующей сферы, как всегда, наблюдала за флюктуациями межзвездных магнитных полей и прекрасно справлялась с задачей до самого конца. До самого момента гибели.