Вспомнить всё

– Ведь дело тут не просто в ненависти к беспомощным, – задумчиво продолжал Иэн Бест. – Причин куда больше. Да, та же ненависть, но к чему? Ко всему, что растет?

«В стремлении погубить их, пока маленькие, пока не нарастили мускулов, не выучились постоять за себя, не стали больше, тяжелее, сильнее тебя – как я, например. Это же куда проще, если другой человек – вернее, предличность – плавает, дремлет в околоплодной жидкости и не способен защищаться, не понимает необходимости дать сдачи!»

Одно непонятно: куда подевались материнские добродетели? Куда ушли времена, когда матери рьяно оберегали маленьких, слабых и беззащитных?

«Наверное, всему виной общество конкуренции, – решил Иэн. – Жри, не то сожрут самого. Выживает сильнейший… только не тот, кто здоров, ловок и мускулист, а тот, за кем власть. А если так, кто же из власть предержащих охотно отдаст ее следующему поколению? Вот вам и результат, логическое продолжение борьбы могущественного, злобного старичья с беспомощной, хрупкой юностью».

– Пап, – заговорил Уолтер, – мы действительно поедем в Канаду, на остров Ванкувер, растить настоящую пищу… и жить, ничего больше не боясь?

– Как только деньги будут, – отрешенно, словно себе самому, ответил Иэн.

– А-а… ясно. У тебя это все равно что «посмотрим». То есть мы никуда не поедем, так? – вздохнул Уолтер, пристально глядя в лицо отца. – Она не отпустит… из школы меня не позволит забрать, и все такое. Как всегда, верно?

– Поедем, – упрямо объявил Иэн. – Настанет время, настанет день, и поедем. Может, не в этом месяце, но обязательно. Слово даю.

– И абортвагенов там не будет?

– Ни единого. В Канаде другие законы.

– Поскорее бы, пап. Ты постарайся, пожалуйста.

Отец Уолтера налил себе еще скотча с молоком и не ответил ни слова. Брови его сдвинулись к переносице, голова поникла, губы скривились… казалось, он вот-вот расплачется.

Тем временем трое мальчишек и один взрослый, съежившись, сгорбившись, тряслись в заднем отсеке спецфургона, мчавшего к окружному детприемнику. Раз вошедшую в поворот машину тряхнуло так, что все четверо попадали на разделявшие их решетки, и отца Тима Гантро, отрезанного стальной проволокой от родного сына, охватило отчаяние – отчаяние немыслимой остроты. Что, если благородный жест не принесет ничего, кроме новых терзаний?

«Кошмар среди бела дня, – подумал он. – Заперли по клеткам, будто зверей…»

– А почему ты сказал ему, будто не знаешь алгебры? – нарушил молчание Тим. – Я же помню: ты разбираешься даже в математическом анализе и триго… как ее там? Ну, во всем, чему учат только в Стэнфордском университете.

– Чтобы показать наглядно: если уж убивать, так убивать нас всех, либо не убивать никого, – объяснил Эд Гантро. – Не сортируя согласно волюнтаристским, самочинным бюрократическим постановлениям. «Когда в тело вселяется душа»… насколько рационален данный вопрос в наш день, в нашу эпоху? Это же средневековье чистой воды!

«На самом-то деле, – продолжил он про себя, – все это только предлог, предлог для охоты на беспомощных и беззащитных».

Ну что ж, он-то отнюдь не беспомощен и не беззащитен. На сей раз в абортваген угодил человек взрослый, при всех своих знаниях, при всем своем хитроумии.

«И как же они намерены разбираться со мной? – рассуждал он. – Очевидно, у меня имеется все то же самое, что и у всех прочих людей: если у них есть душа, значит, и у меня тоже. Разумеется, обратное также верно, но тогда на каком реальном основании меня могут „усыпить“? Я ведь вовсе не маленький, слабый, невежественный малыш, не помнящий себя от ужаса. Я без труда оспорю любую казуистику, любые уловки лучших из адвокатов округа – хоть самого окружного прокурора в случае надобности. Кончат меня, значит, придется кончать и всех остальных вообще, вплоть до самих себя, а затевалось все отнюдь не для этого. Все это – шулерство, с помощью коего власть имущие, особы, занявшие все ключевые посты в политике и экономике, охраняют их от молодежи… не останавливаясь даже перед убийствами. Вся страна, вся земля наша захлестнута ненавистью стариков к молодым. Ненавистью и страхом… и как в подобных условиях поступят со мной? Я ведь их сверстник, однако заперт в заднем отсеке абортвагена санитарно-полицейской службы! Я представляю собой опасность иного типа: один из них, но на другой стороне – на стороне бродячих кошек и псов, новорожденных и малышей. Пусть-ка подумают, пошевелят мозгами. Посмотрим, найдется ли среди них новый Фома Аквинский, способный решить эту задачку!»

– Все мои знания, – объявил он вслух, – ограничены умножением, делением и вычитанием. Даже в дробях, знаешь ли, путаюсь.

– Но ты же все это знал! – возразил Тим.

– Забавно… как быстро оно забывается, стоит только покинуть школу, – посетовал Эд Гантро. – Уверен: вы, ребята, и то дадите мне сто очков вперед.

– Пап, они же тебя прикончат! – в отчаянии вскричал Тим. – Кто тебя усыновит в таком возрасте? Ты ведь взрослый… старый уже!

– Так, дай-ка подумать, – забормотал Эд Гантро. – Бином Ньютона… как это там? Дьявол, не помню. Что-то насчет а и бэ…