Вспомнить всё

– Дети – обуза, – возразила Синтия. – Вот, например, сегодня Уолтер явился домой перепуганным до беспамятства, а отчего? Оттого, что поблизости патрулировал спецфургон детприемника. Знал бы ты, какая это каторга – забота о нем. Тебе-то что, ты целый день на работе, а я…

– Знаешь, что мне хочется сделать с этим гестаповским абортвагеном? Позвать пару бывших собутыльников с пулеметами Браунинга, засесть по обе стороны от дороги, и как только эта телега поедет мимо…

– И вовсе не телега, а чистый, прекрасно вентилируемый фургон с кондиционером!

Полоснув жену мрачным взглядом, Иэн направился в кухню, к бару, приготовить коктейль.

«Скотч как раз подойдет, – решил он. – Скотч с молоком… самое то перед ужином».

Пока он готовил себе скотч с молоком, в кухню вошел его сын, Уолтер, бледный, как мел.

– Вижу, сегодня поблизости абортваген катался? – заметил Иэн.

– Я думал: а вдруг…

– Никаких «вдруг». Ни о чем не волнуйся. Если даже мы с матерью пойдем к адвокату, составим все требуемые документы, твою Ж-карту никто не аннулирует: возраст не тот.

– Я умом-то все это понимаю, – со вздохом признался Уолтер, – но…

– «Не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит и по тебе», – малость неточно процитировал Иэн, от души глотнув скотча, разбавленного молоком. – Знаешь, Уолт, давай-ка я тебе кое-что объясню. Название всему этому – убийство. Детоубийство, мужеубийство… дави его, пока он не больше ногтя, либо бейсбольного мячика, либо, если до того не управишься, выкачай воздух из легких десятилетнего мальчишки, а проповедуют эти дела женщины определенного типа. Когда-то их окрестили «кастраторшами». Может, и правильно окрестили, вот только этим женщинам, холодным, жестоким бабам, хочется не просто… ну, как бы это сказать… словом, хочется покончить с мальчишкой либо мужчиной вообще, умертвить, уничтожить его, а не просто лишить части тела, отличающей мужчину от женщины, понимаешь?

– Нет, – пролепетал Уолтер, однако кое-что, пускай смутно, но понял… понял, и здорово перепугался.

– И одна из таких, Уолтер, – продолжил Иэн, еще разок как следует приложившись к бокалу, – живет прямо здесь. Здесь, под одной с нами крышей.

– Кто… живет под одной с нами крышей?

– Одна из тех, кого швейцарские психиатры зовут «киндермёрдерами»[50], – ответил Иэн, нарочно воспользовавшись термином, заведомо непонятным для сына. – А знаешь, что? – внезапно сказал он. – Сядем-ка мы с тобой в вагон «Амтрака», поедем на север – на север, на север, до самого Ванкувера, что в Британской Колумбии, оттуда переправимся паромом на остров Ванкувер, и… только нас и видели!

– А как же мама?

– А ей будем банковский чек посылать каждый месяц. Она только рада будет… по самое не могу, – заверил его Иэн.

– А ведь там холодно, разве нет? – вспомнил Уолтер. – То есть топлива ни капли, и одеваться надо…

– Примерно как в Сан-Франциско. А что? Неужто тебе так боязно носить по нескольку свитеров да сидеть поближе к очагу? По-моему, то, что ты видел сегодня, гораздо, гораздо страшней, черт возьми!

– О, да. Уж это точно, – без тени улыбки кивнув, подтвердил Уолтер.

– Подберем небольшой островок у берегов острова Ванкувер, обживемся, сами пищу себе выращивать будем. Там много всякого сажать можно, и ведь растет… и никаких тебе абортвагенов, представляешь? Ни одного: специально ищи – не отыщешь! В тех краях другие законы. И женщины тоже другие. Знавал я одну девчонку из тамошних, когда приезжал туда на время, давным-давно… носила длинные черные волосы, смолила сигареты «Плэйерс» одну за другой, а есть не ела вообще, потому что рта не закрывала ни на минуту. Ну, а здесь у нас цивилизация, культура, идущая на поводу у баб, одержимых манией губить собственных же…

Тут Иэн осекся: в кухню вошла жена.

– Хватит хлебать эту гадость, не то вырвет, – прошипела она.

– О'кей, о'кей, – в раздражении буркнул Иэн. – О'кей!

– И не ори, – продолжила Синтия. – Я тут подумала: хорошо бы сегодня ты вывез нас поужинать где-нибудь, в приятном месте. От «Дал Рэя» по телевизору передавали: кто успел, тот и… словом, для тех, кто приедет пораньше, найдется бифштекс!

– У них там устриц едят сырыми, – брезгливо сморщив нос, проворчал Уолтер.

– «Блю-пойнтс»[51], во вскрытых раковинах, на колотом льду, – подхватила Синтия. – Обожаю! Хорошо, Иэн? Договорились?

– Сырая устрица «блю-пойнтс», – повернувшись к сыну, Уолтеру, заметил Иэн, – как ничто на земле, похожа на то самое, что гинеколог…

Под испепеляющим взглядом Синтии он умолк, оставив сына в недоумении.

– О'кей, о'кей, – буркнул он, – но лично я себе закажу бифштекс.

– И мне тоже, – попросил Уолтер.

– Кстати, – опорожнив бокал, проговорил Иэн, – когда ты в последний раз готовила ужин дома? Для нас троих?

– Не далее как в прошлую пятницу, – парировала Синтия. – Свиные уши с рисом… и почти все приготовленное отправилось в помойное ведро, так как блюдо, видите ли, новое, среди любимых и обязательных не значится… припоминаешь, дорогой?