Вспомни всех

– Нисколько! Просто я всегда думаю на два шага вперёд! Поэтому все вы сыты и живёте в достатке. Я думаю о себе и о вас и держу своё мнение при себе до тех пор, пока не уверюсь в безопасности. Ты можешь сколько угодно ненавидеть негров, евреев, коммунистов, но об этом не должен знать никто! Ты не должна этого показывать никому, потому что в наше время, опасным может стать всё! Что если завтра, в Америке произойдёт революция, а? Что станет с нашим президентом, мэром, семьями Рокфеллеров и Морганов? Их уничтожат, разорят, унизят! А что станет со мной и такими как я? Ничего! Я останусь при своём и буду продолжать вести комфортную и спокойную жизнь. А почему? Потому что я всегда остаюсь на нейтральной стороне. Я одинаково приветлив с сапожником и директором банка. Я умею находить общий язык с любым, даже самым неприятным для себя человеком. И поэтому меня, меня! – никто не ненавидит, никто меня не знает и не замечает. Я – умею жить. И хочу, чтобы в это трудное время, умели жить и вы!

Разговор был окончен. В то воскресное утро вся семья Вудов поняла своего отца. И теперь его авторитет среди домочадцев вырос до уровня семейного бога.

Джордж навсегда отказался от мыслей, связанных с армией и пошёл учиться в колледж.

Изабелл, поступила на актёрские курсы в Голливуде.

А Элизабет… Элизабет купила на день Благодарения три индюшки и подарила их своим слугам неграм.

Ленинград. 1945 год

Ранней весной сорок пятого, капитан Кириллов патрулировал с небольшим отрядом улицы, истерзанного блокадой, Ленинграда. По всем признакам война должна была скоро закончиться, и некоторые счастливчики обязательно найдут свои семьи в добром здравии.

Кириллов счастливчиком не был. Его молодая жена погибла в Сталинграде с младенцем на руках, отца расстреляли немцы ещё в сорок первом, а мать сгинула в концентрационных лагерях.

Возвращаться капитану было не к кому, да и некуда. Впрочем, как и миллионам другим советским людям. Словно назло судьбе, ему отдали приказ по охране мирной теперь, территории в Ленинграде. С каким бы удовольствием, Кириллов продолжил бы войну с немцами на их земле!

Ежедневно они находили обтянутые кожей скелеты. Люди в Ленинграде умирали от голода, ютясь по подвалам и чердакам. Со стен скабливали до самого бетона штукатурку и варили из неё суп. Ели кожаную одежду, тряпки…

Только картина всенародного горя, помогала как-то облегчить чувство личной потери. Всем вокруг было одинаково невыносимо горько!

– Товарищ капитан, – обратился к нему подчинённый, – мы тут обнаружили книжку, среди трупов. Похоже это рукописный дневник.

– Давай сюда, – ответил Кириллов.

Солдат отдал ему толстую тетрадь, обёрнутую в газету.

Капитан раскрыл корешок.

«АННА КУСТАРНИКОВА»

Кириллов пролистал. Вся тетрадь была исписана от начала до конца. Солдат выжидающе смотрел на своего командира.

– Где взял? – спросил он.

– На чердаке среди трупов, товарищ капитан. Судя по всему, одним из трупов была хозяйка дневника.

– Хорошо, мёртвых похороним. А дневник я прочту. Если есть вероятность, что у этой Анны Кустарниковой остались живые родственники, то постараемся найти и передадим тетрадь им.

– Так точно, – отозвался солдат, будто командир спрашивал его мнения.

– Ладно, продолжаем работать, – сказал капитан Кириллов, – Сегодня, мы должны осмотреть все оставшиеся дома на этой улице…

– Так точно, – согласился солдат.

***

Кириллов не мог спать всю следующую ночь. Положенные на отдых шесть часов, он провёл сначала за чтением дневника, а потом думая о том, что прочитал…

«…Меня зовут Анна Кустарникова, хотя если это кто-то читает – значит, уже знаете.

Мне девятнадцать лет и до войны я училась на рабфаке в Ленинграде. Я мечтала выйти замуж и уехать работать на черноморское побережье. Мой жених до войны, поехал учиться в Севастополь, и я планировала, что по окончании учёбы, сразу же поеду к нему. Жив ли он сейчас? Я не знаю, да и какое это уже имеет значение…